Старший Олленхайм какое-то мгновение колебался, вглядываясь в лицо сына, словно все еще не верил, что самое страшное уже миновало, а затем бросился к Роберту и стал неловко обнимать его, делая вид, что помогает ему встать с сиденья. На щеках барона блеснули слезинки радости, а его руки, помогавшие сыну, мелко дрожали.

Взглянув на Дагмару, молодой человек звонко, по-мальчишечьи, крикнул:

– Иди в дом, мама! Ужасно холодно, и начинается туман! – Он заставил себя улыбнуться, но вскоре эта улыбка перестала быть вымученной. Юноша улыбался без всяких усилий, искренней и радостной улыбкой, полной воспоминаний о ласке и нежности, которую ему подарила эта женщина, ставшая ему матерью.

Эстер вышла из экипажа вслед за ним и, поднявшись по ступеням крыльца, проследовала в дом. Она тоже почувствовала, каким тяжелым от дождя стал воздух. Подол ее платья, угодив в лужу, промок, а ноги онемели от холода.

* * *

Виктория приехала, как только получила его письмо, – на том же кебе, в котором возвращался вручивший ей это письмо лакей. Роберт принял ее один. Впервые дверь его комнаты оказалась закрытой, и Эстер осталась ждать в гостиной вместе с Берндом и Дагмарой.

Барон нервно шагал по комнате, то и дело бросая обеспокоенные взгляды на дверь.

– Что она решит? – наконец, не скрывая своего волнения, спросил он, обращаясь к мисс Лэттерли. – Что скажет ему? Способна ли она принять его, не обращая внимания на его… происхождение? – Упоминая о Гизеле, Олленхайм тоже избегал называть ее матерью своего сына.

– Если вспомнить, кем оказался отец Виктории, то она, как никто другой, поймет Роберта, – спокойно и уверенно сказала медсестра. – А вот поймет ли он ее?

– Да, он поймет, – быстро подтвердила Дагмара и вдруг улыбнулась. – Дети не должны отвечать за грехи родителей. Роберт любит ее, как не смог бы любить другую девушку, ту, которая не знает, что такое боль и страдания, как это знает Виктория. Я молюсь, чтобы ему хватило смелости сделать ей предложение, и надеюсь, что она поверит ему и даст согласие. Как вы думаете, она решится на это? Ведь она так ни разу и не осмелилась посмотреть в глаза Бернду, страшась увидеть в них отказ. Бедняжка боялась, что он не одобряет их встреч.

– Я уверена, что она ответит Роберту согласием, – не раздумывая, сказала Эстер. – Он обязательно убедит ее. Если же она будет сомневаться, мы должны помочь ей.

– Конечно, мы поможем, – радостно согласилась баронесса. – У них будет счастье, не похожее на счастье других супругов, но их соединит такое же глубокое чувство… даже еще более глубокое.

Она посмотрела на мужа и вдруг протянула ему руку. Он остановился и сжал руку жены так сильно, что та поморщилась от боли, но выдержала и руку не отняла. Затем Бернд посмотрел на Эстер и, улыбаясь, кивнул.

– Благодарю вас.

Была суббота, и это позволило мисс Лэттерли хорошенько выспаться. Проснулась она неожиданно, словно от удара, вспомнив, что вчерашним заседанием судебное дело не закончилось. По-прежнему оставалось неизвестным, кто убил принца Фридриха. Юридически, если не морально, Гизела продолжала оставаться пострадавшей стороной, а Зора – ее противницей, оклеветавшей ее и обвинившей в убийстве. У присяжных не будет иного выбора, кроме как найти для Гизелы приемлемое решение, а она уже ничем не рискует, если потребует возмещения нанесенного ей ущерба и компенсации судебных издержек. Оправдательный приговор не спасет ее репутации, которая уже погублена окончательно, и для нее будет нелишним каждый пенни, который удастся отсудить. Единственным утешением принцессы останется месть тому, кто повинен в крахе ее жизни.

Поражение же Зоры фон Рюстов может привести к тому, что против нее будет выдвинуто обвинение в убийстве принца!

Эстер решила надеть свое самое красивое платье из темно-красного бархата с черной отделкой у ворота. Она совсем не думала о том, что ее вид может иметь какое-либо значение в данном случае, просто женщина всегда следила за собой. Сделав прическу, которая была ей очень к лицу, и для пущей уверенности ущипнув себя за щеки, чтобы те порозовели, она приготовилась к выходу. Так солдат надраивает пуговицы и облачается в красный мундир, когда готовится к бою. Это была не только моральная подготовка, но и первый шаг к победе.

Медсестра приехала к Рэтбоуну довольно рано, в пять минут двенадцатого, но Монк был уже там. День был ненастный, однако в гостиной уютно горел огонь в камине, и было тепло. Зажженные лампы давали много света.

Уильям в темном костюме стоял у камина и яростно жестикулировал, словно что-то доказывая хозяину дома. Рэтбоун же сидел в огромном мягком кресле, вытянув и скрестив ноги в светло-коричневых безукоризненно отглаженных брюках. Как всегда в последнее время, его галстук был криво повязан, а волосы с одной стороны находились в полном беспорядке после того, как он провел по ним пятерней в полемическом задоре.

– Как молодой Олленхайм? – живо спросил Монк, окинув критическим взглядом порозовевшую Эстер и чуть нахмурившись. – Судя по твоему виду и спокойствию, он воспринял все довольно сносно. Бедняга… Нелегко узнать, что твоя мать сочла тебя обузой, мешающей ее амбициозным планам, и вначале решилась на аборт, а когда не вышло, то отказалась от тебя в ту же минуту, как ты издал первый крик… И все это тихо, без судов и скандалов на весь Лондон.

– Как баронесса? – в свою очередь поинтересовался Оливер. – Ей, видимо, нелегко, да и барону тоже.

– Думаю, что с ними будет все хорошо, – уверенно ответила женщина.

– Ты, видимо, довольна собой. – Сыщик казался раздраженным. – Разузнала что-нибудь ценное для нас?

Это было неприятным напоминанием о том, что их ждало впереди.

– Нет, – честно призналась Эстер. – Я просто радовалась за Роберта и Викторию Стэнхоуп. Но ты прав, я ничего ценного не узнала. А ты? – Она тоже села в кресло и, кинув взгляд сначала на Монка, а затем на Рэтбоуна, снова повернулась к детективу.

Тот тоже мрачно уставился на нее.

Адвокат же был слишком поглощен главной проблемой, чтобы растрачивать эмоции на пустяки.

– Мы, безусловно, заставили присяжных посмотреть на принцессу Гизелу иными глазами… – продолжал он прерванный приходом мисс Лэттерли разговор.

Уильям встретил эти слова отрывистым смешком.

– Но это ни в коей мере не подкрепляет обвинение Зоры какими-либо доказательствами, – осторожно добавил Оливер, нахмурившись и теперь уже игнорируя Монка и глядя только на Эстер. – Если мы хотим спасти Зору от обвинения в убийстве принца, мы должны найти того, кто убил его, и доказать его вину.

Говорил он так тихо, что его голос потерял свой привычный тембр. Мисс Лэттерли пугали нотки поражения, звучавшие в его голосе.

– Зора – патриотка, – развивал тем временем свою мысль Рэтбоун. – Она ненавидит Гизелу, и это понятно. Найдутся такие – и их будет немало, – кто станет утверждать, что в самый критический для страны момент Зора воспользовалась этим и попыталась убить принцессу. Но произошла роковая ошибка, и вместо Гизелы умер Фридрих… – Выражение лица у юриста стало окончательно убитым. – Признаюсь, я и сам мог бы в это поверить.