Он тоже смотрел мне в лицо, и его потрясение постепенно уступало место чему-то похожему на ужас.

– Они выглядят так, будто ты заперла в них ночное небо. Как будто держишь в себе вселенную, – сказал Калдрис, убирая руку. – Кто же ты такая?

Его внимание переключилось на Холта, друга, который был даже старше его, который видел взлеты и падения как богов, так и людей.

– Думаю, мы оба знаем, кто может управлять тьмой и кто любит змей, – сказал Холт, скрестив руки на груди.

– Маб не видит золотых нитей, – запротестовал Калдрис, поднимая мои руки. – Она не касается их руками.

Несмотря на то, что он не мог видеть, как мерцающие золотые нити обвивали мои пальцы, Калдрис держал их так, как будто они были священными.

Как будто мои руки были чем-то, что нужно почитать, а не бояться.

– Возможно, у Маб просто больше опыта и ей не нужно так использовать руки. Может, она касается их разумом, мысленно. Откуда тебе знать? Эстрелла – новичок. Поэтому она пока касается их руками. Подумай о том, что Маб хранит в себе столетия знаний и практики, – сказал он, низко опустив голову и сделав шаг назад. – Все ответы прямо перед тобой. Ты просто не хочешь признать правду.

– Я отказываюсь принять такую правду, – сказал Калдрис, качая головой и отмахиваясь от своего друга.

– Вот именно! – крикнул Холт, воздев руки в гневе. – Не стоит надеяться увидеть истину, если сам себя ослепил! Твоя половина – реинкарнация принцессы Мейв. Сделай нам всем одолжение и признай это, чтобы ты сам мог подготовиться к тому, что грядет.

– Не могу и не приму, пока не буду уверен, что она – Мейв. Если это так, я должен немедленно отвести ее к Маб. Давай пока жить в неопределенности, Охотник. Столько, сколько сможем. Или тебе не терпится повальсировать со своей правдой? – спросил Калдрис, переводя взгляд туда, куда ушла Имельда.

Я не поняла, о какой правде он говорил, но значимость признания Холта была гораздо важнее, чем какие бы то ни было секреты, которые он хранил.

Если меня зовут Мейв, почему это имя кажется таким неправильным? Чужим.

37

Она ушла от меня среди ночи. Ее ночные блуждания становились все более частыми. Бессонница и тревога поглощали ее целиком, толкая к костру, где она могла смотреть на звезды, сияющие в небе над головой. Всадники Дикой Охоты всегда обходили Эстреллу стороной, но после того, как увидели, что она сделала с Октавианом, можно было легко представить, что они будут избегать ее. Будут относиться к ней как к чему-то, чего следует опасаться.

Она сделала лишь то, что я умел уже давно. Во всяком случае, в общих чертах. Мертвецы, которых я воскрешал, никогда не были наделены сознанием. За все эти столетия, что я оживлял их для выполнения своих приказов, они ни разу не заговорили. Никогда не двигались по собственной воле. Не задавали вопросы, как будто у них был разум.

Она не вернула его к жизни. Ведь он снова обратился в то, чем по сути и был, – в груду костей. Но и по-настоящему мертвым не был. Он как будто существовал в промежутке между жизнью и смертью, как если бы Эстрелла протянула руку и схватила одну из душ, блуждающих по небесным долинам.

Я сел, потянулся руками к ботинкам и надел их. Завязать откидные створки палатки она не удосужилась, и теперь они, тихо хлопая, развевались на ветру. Она знала, что завязывать их бессмысленно, потому что я всегда вскоре следовал за ней.

Куда бы она ни пошла, я всегда буду рядом – в этой жизни или в следующей.

Я вышел из палатки и направился к тому месту, где она лежала на одеяле, там мы недолго были прошлой ночью. После смерти Октавиана ее до краев наполнила глубокая печаль, как будто она никак не могла полностью избавиться от навязчивых обвинений Холта. Он назвал имя того самого существа, которым она уже себя считала. Имя, которое она могла бы носить, если бы ее не забрали в Нотрек.

Я отказывался в это верить. В моей половине было столько доброты, столько участия и стремления к тому, чтобы все было справедливым и честным. Она просто не могла быть ребенком тиранической королевы, правившей через боль и страдания.

– Калдрис, – сказала Имельда, встав передо мной.

Она остановила мое продвижение, не давая мне добраться до моей половины, излучавшей густые волны горя.

– В чем дело? – спросил я, скрестив руки на груди.

Я не чувствовал холодного зимнего воздуха на голой коже тела, но от напряженного выражения на лице Имельды мне стало не по себе. Если бы сейчас она сказала мне, что моя половина и есть дочь Маб, я бы потерял контроль над яростью, запертой во мне.

– Мне нужно, чтобы ты дал мне обещание, – сказала она, колеблясь, когда снова посмотрела на огонь.

– Я не даю обещаний никому, кроме нее, – сказал я, кивнув в сторону своей половины.

Ее руки были воздеты к небу, кисти и пальцы танцевали, будто она играла с теми самыми нитями, которые свисали с созвездий у нее над головой.

– Обещай, что защитишь ее. Убережешь не только от опасностей, но и от тех, кто попытается завладеть ею, чтобы воспользоваться ее силой, – сказала она, и я поднял бровь, когда она замолчала.

Она должна была знать, что я уже дал такое обещание. Я сделаю все, чтобы защитить Эстреллу, ценой самого мира.

– Но если у тебя не получится, если Эстрелла затеряется во тьме, обещай, что поможешь мне покончить с этим.

– Что? – спросил я, уверенный, что не расслышал ее.

Лицо Имельды скривилось, ноздри раздулись, и она потерла нижнюю губу и всхлипнула. По щеке у нее скатилась первая слеза, и она покачала головой.

– Неужели ты этого не почувствовал?

– И что я должен был почувствовать?

– Когда она скрыла из виду луну и звезды. Они не просто спрятались за облаками. Они как будто перестали существовать, – сказала Имельда, скрестив руки на груди, отражая мою позу.

Лицо ведьмы исказилось от боли, как будто горечь от этой утраты была так велика, что она не могла себе позволить даже думать об этом.

– Не говори ерунды, – сказал я, обходя ее и снова направляясь к Эстрелле.

Имельда схватила меня за руку и снова остановила.

– Я серьезно, Калдрис. Я не знаю, кто она – дочь Маб или кто-то другой, но такая магия, как у нее, может изменить мир. Вы вдвоем можете перестроить Альвхейм, чтобы он стал убежищем для всех. Или наоборот – утянете его еще глубже во тьму, созданную Маб. Если Эстрелла не в состоянии контролировать заточенную внутри нее магию, подумай, какой вред она может