– С ней что-то не так?

Винтер подняла голову, услышав голос Феор. Юная хандарайка накинула чистое покрывало и обмотала сломанную руку длинным куском белого полотна, прикрепив ее к боку. Волосы ее, прямые и темные, были заплетены в простую косу.

– Следи за своими словами, даже если говоришь по-хандарайски. – Винтер оглянулась по сторонам, но сейчас на лестнице, кроме них, не было ни души, а ворданаи, упражнявшиеся на плацу, на таком расстоянии не могли ничего услышать.

– Прошу прощения, – проговорила Феор. – Ты не сводила глаз с капрала. Что-то не так?

– Даже не знаю, – с сомнением отозвалась Винтер. – С виду он как будто в порядке, но ведет себя немного странно.

– Меня это не удивляет. Обв-скар-иот следовало бы соединить с одной из саль-ируск, с детских лет подготовленной к этому соединению. Я не знала, захочет ли обв-скар-иот принять… его. – Феор присела рядом с Винтер, осторожно опершись здоровой рукой о нагретый солнцем камень. – Нааты непредсказуемы. Мать сказала бы, что они с характером.

– То есть они все-таки живые?

– Не такие, как мы с тобой, но – да, безусловно, на свой лад.

– Если у них есть характер, значит они – мыслящие?

Феор покачала головой:

– Мыслей у них нет. Есть желания. Не вполне человеческие – скорее, они подобны дереву, которое вожделеет воду и пробивается к ней корнями сквозь каменные плиты. Такова часть их натуры. – Она вздохнула. – Или же это мы считаем, что такова. Мать говорит, что когда-то мы понимали их лучше. Многое было утеряно со временем.

Взгляд Винтер все так же неотступно следовал за Бобби. Она откинулась назад, привалившись спиной к верхней ступеньке.

– Просто не верится, что я веду такой разговор.

– Почему?

Винтер глянула на Феор, гадая, не было ли все услышанное шуткой, – но лицо девушки оставалось совершенно серьезно. Винтер помолчала, в уме составляя ответ.

– Если бы я рассказала кому-нибудь в Вордане о том, что ты тогда сделала для Бобби, – наконец произнесла она, – мне бы не поверили. Ни единому моему слову. – На самом деле Винтер в глубине души подозревала, что поверили бы, если б она сказала, что эта история случилась с одним другом ее друга в Хандаре. Люди, как правило, готовы проглотить любую байку, если только она из третьих рук и о том, что случилось за тридевять земель. – Видишь ли, они – хотя, наверное, правильнее будет сказать «мы» – не верят в колдовство, демонов, или как там ты их зовешь.

– Наат не демон, – терпеливо проговорила Феор.

– Не важно, – отозвалась Винтер, чувствуя себя слегка задетой. – Думается мне, большинство хандараев точно так же не верит в наатемов.

– Большинство хандараев, – сказала Феор, – не ожидает, что им когда-нибудь доведется увидеть наата воочию, но это совсем не значит, что они не верят в существование наатемов. Верим же мы в богов, хотя никогда их не видели! – Она нахмурилась. – И все же я не понимаю. Мне казалось, что в вашей Священной Книге говорится о колдовстве, демонах и прочем. Ваши Черные священники посвятили жизнь тому, чтобы с корнем выкорчевать все это. И как же ты можешь не верить в то, с чем они боролись?

Винтер хотела заметить, что Черные священники уже добрую сотню лет пребывают не у дел, но решила, что лучше будет начать с самых основ.

– Ты знаешь историю Кариса Спасителя?

– Нет. Ваш капитан Вакерсон дал мне почитать Писание, но я еще не настолько хорошо знаю ворданайский, чтобы разобраться в нем.

Феор взялась изучать ворданайский язык с той же тихой решимостью, с которой приступала ко всякому делу, и вид ее нахмуренного, сосредоточенно-серьезного личика неизменно вызывал у Винтер улыбку.

– История гласит, – начала Винтер, перенимая стиль полузабытых проповедей из далекого детства и не слишком умело перекладывая его на хандарайский, – что в давние, незапамятные времена люди были порочны, якшались с демонами и колдовали, так что Господь Вседержитель решил уничтожить их. Послал Он исполинское чудище, зверя Страшного суда, дабы тот покарал и истребил человечество. Когда началось уничтожение людей, многие из них молили Господа остановить погибель, однако души тех, кто молился о милосердии, были запятнаны грехом, и Он не стал им внимать. Услыхав, однако, молитву Кариса, познал Господь, что душа его чиста и непорочна, и согласился даровать человечеству возможность исправиться. Карис без тени страха подошел к зверю и одним-единственным словом изгнал его. Сказал он затем, что Господь пощадил человечество, однако лишь на время, если только люди сумеют раскаяться и обратиться на путь истинный. Те, кто внимал ему, основали Элизианскую церковь и, как ты говоришь, посвятили себя борьбе с демонами и колдунами.

На лице Феор, к некоторому изумлению Винтер, отразился неподдельный интерес.

– Но ведь ты говорила, что они не верят в существование демонов и колдунов.

– Карис жил больше тысячи лет тому назад. Сейчас у нас тысяча двести восьмой год Милости Господней, так что, с тех пор как Господь согласился пощадить человечество, времени прошло изрядно. Может быть, – осенило ее, – Черные священники выполнили свое дело и уничтожили всех демонов. В любом случае уже лет двести назад они больше были заняты тем, что преследовали еретиков и вмешивались в политику. Примерно как ваши искупители.

– Надеюсь, это было не столь ужасно, – пробормотала Феор.

– Трудно сказать. В конце концов королю Вордана надоело их терпеть, и он вышвырнул их из страны. С тех самых пор существуют Истинная церковь, управляемая из Элизиума, и Свободные церкви, которые не подчиняются никому. В Вордане главенствует Свободная церковь. Быть может, в Мурнске или Бореле принимают всерьез упоминания о колдовстве в Писании, но в Вордане… – Она покачала головой. – Наш священник объяснял мне, что все это только образ, фигура речи. Демоны, говорил он, воплощали собой зло, которое люди причиняют друг другу, и на самом деле Писание имело в виду, что все мы должны быть добры к ближнему своему. – Винтер искоса глянула на Феор. – Мне и подумалось тогда, что здесь что-то не так.

– Что такое Борель и Мурнск?

– Другие королевства, – ответила Винтер, остро сознавая ограниченность своих познаний. – То есть Мурнск – это империя… кажется. Есть еще Союз Шести Городов и…

Она осеклась и смолкла. Феор неотрывно смотрела на марширующих солдат, но в глазах ее влажно блестели непролитые слезы.

– Наверное, придется все это выучить, – тусклым голосом проговорила она. – Раз уж мне суждено там жить.

– Там? – в смятении отозвалась Винтер. – Ты же, помнится, хотела разыскать в Эш-Катарионе свою Мать.

– Она не примет меня, – очень тихо проговорила Феор. – Теперь уже не примет. Я соединила свой наат с расхемом. Это ересь.

– Думаешь, она тебя прогонит?

– Надеюсь на это. Возможно, она пожелает убить меня.