– Вы баньши? – спросил он.

– Вроде того, но не совсем. Баньши – это банда пиратов-головорезов. Мы работаем чуть тоньше. Но их существование обеспечивает нам неплохую маскировку. А вы кто? – Она улыбнулась, и полосы на ее лице сошлись. – Вы и в самом деле Невил Клавэйн, Фарсидский Мясник?

– Я вам этого не говорил.

– Зато сказали демархистам. И этим ребятам в Новом Копенгагене. Знаете ли, у нас повсюду глаза и уши.

– Доказать, что я именно тот Клавэйн, не могу. Да и с какой стати доказывать?

– Думаю, тот самый, – сказала Зебра. – Во всяком случае, надеюсь. Если вы не тот, за кого себя выдавали, мой босс сильно огорчится.

– Ваш босс?

– Да. Мы торопимся на встречу с ним.

Когда благополучно покинули атмосферу и красный шарик-гироскоп скрылся из поля зрения радаров, Хоури собрала волю в кулак и заставила себя коснуться черного куба. Их несколько осталось на корабле, после того как совокупность черных машин пришла в расстройство. Куб оказался обжигающе холодным. Когда Ана разжала пальцы, обнаружила на его гранях две тонкие полоски своей примерзшей кожи. Подушечки пальцев стали гладкими, мясисто-алыми. Хоури подумала, что полоски так и останутся приставшими к граням, но спустя пару секунд они отлепились, опали бесцветными тонкими лоскутами, словно сброшенные насекомым крылья. Грани же остались безукоризненно чистыми, мертвенно-черными. Но – как странно и неожиданно! – куб уменьшался в размерах. Показалось даже, будто он непонятным образом удаляется. И прочие кубы быстро уменьшались, примерно вдвое за каждую секунду.

Спустя минуту в кабине осталась лишь пленка серо-черной пыли. Ана ощутила ее в уголках глаз, словно корочка слизи после сна, – напоминание о том, что перед явлением красного гироскопа черные машины вторглись в ее череп.

– Ну что же, вот тебе наглядное свидетельство, – сказала она Торну. – Считаешь, все-таки надо было настаивать на своем?

– Я должен был убедиться! Но кто же знал, к чему это приведет.

Хоури потерла онемелые руки, восстанавливая кровообращение. Как здорово наконец высвободиться от пристежных ремней. Торн извинился за применение силы, правда, не слишком искренне. Само собой, Хоури не выдала бы правду, если бы не крайние меры убеждения.

– Кстати, а что именно произошло? – поинтересовался Торн.

– Не имею ни малейшего понятия. Мы спровоцировали машины. И наверняка были бы ими поглощены, если бы кто-то не пришел на выручку.

– Вот и у меня такие же мысли.

Хоури и Торн посмотрели друг на друга, понимая, что совместное пребывание в информационной сети ингибиторов подарило им такой уровень теснейшей, интимнейшей общности, какого они не могли и представить. Главным чувством тогда был страх, но, по крайней мере, Торн убедился: страх Аны так же силен и неподделен. Атака ингибиторов – не инсценировка, не имитация. К тому же присутствовал не только страх, но и забота о другом. А когда прибыл новый разум, в сообщаемых им чувствах угадывалась и толика сожаления, раскаяния.

– Торн, ты… ощутил пришельца? – спросила Ана.

– Да. Что-то иное – не ты и не машины.

– Я знаю, кто это был. – Она чувствовала, что уже слишком поздно для лжи и попыток уклониться от правды. Торну следует знать все, что известно и ей. – По крайней мере, мне кажется, что я его узнала. Это разум Силвеста.

– Дэна Силвеста? – осторожно уточнил он.

– Торн, я знала его лично. Не с лучшей стороны и недолго, но достаточно, чтобы не ошибиться при встрече. Мне известна и его судьба.

– Ана, расскажи подробно. С самого начала.

Она вытерла пыль из уголков глаз, надеясь, что машины по-настоящему дезактивированы, а не просто уснули до поры. Признание – лишь первая трещина в прежде непроницаемом фасаде лжи. Ее не заделать, она расширится, разветвится. Осталось только заботиться о возможных последствиях, смягчать ущерб.

– Все, что тебе известно о триумвире, неправда. Она вовсе не кровожадный маньяк, терроризирующий население. Такой ее изобразило правительство, нуждаясь во враге, в том, кого можно ненавидеть и выдавать за причину бед. Если бы не триумвир, люди направили бы свое недовольство, свою злость на власти. Разве можно такое допустить?

– Она уничтожила целый поселок. С людьми.

– Нет, – осторожно проговорила Ана. – Все было совсем не так. Вольева просто имитировала нападение, а на самом деле никто не погиб.

– И ты в этом уверена на все сто?

– Я там была.

Корпус затрещал, снова меняя конфигурацию. Скоро корабль выйдет из магнитных поясов газового гиганта. Работа ингибиторов продолжалась: строилась огромная орбитальная дуга, укладывались в атмосферу гигантские трубы. Мелкий инцидент с непрошеными гостями никак не повлиял на колоссальные труды.

– Ана, расскажи все. Твое имя настоящее или очередной слой неправды, который мне нужно счищать?

– Это мое настоящее имя. Но я не Виллемье, это фамилия колониста. Мне нужно было прикрытие, легенда для внедрения в правительство. На самом деле я Хоури. Триумвир завербовала меня в экипаж субсветовика. Я прилетела сюда на борту «Ностальгии по бесконечности», чтобы найти Силвеста.

– Похоже, у нас и в самом деле намечается прогресс, – отметил Торн, сложив руки на груди.

– Экипажу нужен был только Силвест. Зла к колонистам ультранавты не питали. Илиа пошла на блеф, дезинформировала поселенцев. Постаралась убедить их, что с легкостью применит оружие в случае неподчинения. Однако Силвест нас переиграл. У него была маниакальная идея – исследовать нейтронную звезду Гадес и ее спутник Цербер. И добился, чтобы ультра предоставили ему корабль.

– А потом? Что случилось потом? Почему вы с Вольевой вернулись на Ресургем? У вас же целый субсветовик, вы могли улететь хоть к черту на кулички.

– Как ты, наверное, и догадался, с «Ностальгией» случилась беда. Дрянная, паршивая беда.

– Бунт?

Хоури мрачно кивнула:

– Мы втроем пошли против остальных членов экипажа. Я, Илиа Вольева и Паскаль, жена Силвеста. Не хотели, чтобы Силвест исследовал Цербер-Гадес.

– Паскаль? Ты имеешь в виду Паскаль Жирардо?

Хоури вспомнила, что Паскаль Жирардо была дочерью одного из влиятельнейших политиков колонии, взявшего власть после низложения Силвеста.

– Я ее не слишком хорошо знала. Впрочем, она теперь мертва. В некотором смысле.

– Что значит – в некотором смысле?

– Торн, объяснить это будет непросто. Лучше просто принять мои слова как факт, невзирая на то, сколь безумными и дикими они покажутся. Хотя сдается, из-за только что случившегося ты мой рассказ воспримешь лучше.

– Я попробую, – пообещал он.