расстояние между нами, когда мой дед падает. Он падает на колени, но чертовски быстро поднимается. Насмешливое выражение исчезает с его лица, вместо него – чистая ярость.

– Я дал тебе столько шансов, – рычит он на меня. – Я не виноват в том, что здесь случится, Блум! Ты сама бросила вызов!

Ого. Никогда не видела своего деда в такой ярости. Но это хорошо, потому что это означает, что он даже вполовину не так сосредоточен, как несколько минут назад.

Я не даю ему времени собраться с мыслями или придумать новую стратегию. Прежде чем Теодор успевает как следует выпрямиться, я снова прыгаю вперед и бью его ногой в грудь. На долю секунды он выглядит удивленным, затем охает и падает на землю, задыхаясь. Часть меня сопротивляется избиению собственного деда. Однако другая часть подбадривает меня. Мои глаза превращаются в узкие щелочки, когда я пристально смотрю на него. Я не могу дотронуться до этого человека, но мне и не нужно. У меня остается способность выкачивать энергию на расстоянии. Это немного сложнее, но если мне удалось это сделать с комнатными растениями, то, наверное, получится и с Теодором. Я концентрируюсь на лице, которое знаю с рождения, таком знакомом и незнакомом одновременно, концентрируюсь на всех тех гадких вещах, которые он говорил мне, когда я была ребенком. Что мне с ними не место и что я должна ходить в обычную школу, потому что ради меня не стоит тратиться на частных учителей. Что я не стою этого, я недостаточно сильная. Что я разочаровала свою маму.

Через несколько секунд я чувствую энергию. Чувствую, как она переходит ко мне, но это ощущение отличается оттого, что было раньше. Эта энергия более вязкая, будто я растягиваю слайм. На лбу у меня выступают капельки пота, от усилия я стискиваю зубы.

– Нет, – выдыхает мой дед, с трудом поднимаясь на ноги. Его взгляд прикован ко мне, глаза холодны от ненависти.

Моя рука сжимается в кулак с такой силой, что края амулета врезаются в кожу. Но я не чувствую боли. Я вообще ничего не чувствую. Даже пульсация в голове, сломанные ребра и порезы на ноге отошли на второй план. Все, что еще имеет значение, – это лицо моего деда, которое становится все бледнее и бледнее. Я не хочу его убивать. Но он пожалеет, что бросил мне вызов.

Словно сквозь густой туман, в мое сознание проникает голос, но я не обращаю на него никакого внимания. Я будто в туннеле, в то же время мир вокруг меня начинает вращаться. Не знаю, связано ли это с энергией моего дедушки или с тем, что я не прикасаюсь к нему. Но по какой-то причине с каждой секундой я, кажется, становлюсь слабее, а не сильнее. Это должно меня беспокоить, но сейчас мне все равно.

Смутно воспринимаю какое-то движение. Мой дед тянется к чему-то, но я не понимаю, что это. Напрягаю все свои мышцы, чтобы наконец он упал в обморок. Обычно для того, чтобы лишить человека сознания, требуется не более нескольких секунд, а иногда и того меньше. Мне нужно это сделать, чтобы найти наконец Кево и инициировать Ванитас.

Свою ошибку я осознаю слишком поздно. Внезапно мой дедушка начинает двигаться слишком быстро. И уже буквально через секунду я смотрю в дуло пистолета.

Ритуал

Говорят, на пороге смерти перед глазами проносится вся жизнь. Что-то вроде лучших моментов. Мне всегда нравилась эта идея, и она напоминала мне кастинг-шоу, где на повторе показывали лучшие моменты выбывших участников. Мне бы хотелось оглянуться назад, увидеть в последний раз маму, Эмму и Кево. Но боюсь, слухи лгут. Потому что все, что я вижу, это холодный металл. Может быть, еще краем глаза лицо моего деда, но не более. Все мое тело замирает, когда я понимаю, что сейчас произойдет. Я была так сосредоточена на поддержании связи и направлении энергии, что не обращала внимания на то, что делал мой дед.

В свою защиту скажу, что я не ожидала, что он и в самом деле достанет из куртки пистолет и выстрелит в меня. Когда повстанцы напали на нас в Зимнем Дворе, у него был пистолет, но я вроде как полагала, что это было разовое, возможно, случайное явление. Мы – магическая семья. Огнестрельное оружие – совсем не наш стиль.

Тихий, далекий голос в голове призывает меня бежать или отпрыгнуть в сторону. Но я ничего не могу сделать, только стоять и осознавать происходящее.

Но вот громкий взрыв разрывает воздух, и я рефлекторно зажмуриваю глаза. Жду боли, жду, когда меня отбросит назад и я умру на холодном асфальте.

Проклятие, я нарушу обещание, данное Кево.

Но ничего не происходит. Кроме неприятного звона в ушах, я не чувствую абсолютно ничего. Может быть, я уже умерла, но это, честно говоря, меня бы немного удивило. Я шумно выдыхаю и осторожно открываю глаза. Там, где еще мгновение назад стоял на коленях и целился в меня мой дед, теперь… ничего нет. Место опустело.

Совершенно ошеломленная, я оглядываюсь вокруг – и обнаруживаю его далеко не сразу. Он лежит на боку в нескольких метрах от меня, с пустыми руками, и выглядит таким же растерянным, как и я.

– У тебя и так уже дочь на совести! – рычит голос за моей спиной. Я узнаю его, не оборачиваясь. – А теперь еще и внучка?

– Джозеф. – Лицо моего деда кривится от отвращения. Я полагала, он ненавидит меня. Но это, очевидно, ничто по сравнению с тем, что он чувствует к Джозефу.

Шок от встречи с Джозефом длится недолго. Постепенно ко мне приходит ощущение, что ничто и никогда больше не сможет меня удивить. Пытаюсь взять себя в руки и осторожно отхожу в сторону, чтобы не оказаться на прямой линии огня между этими двумя. Мой первый порыв – броситься в атаку. На Джозефа. И на Теодора. Я хочу сразиться с ними обоими, но понимаю, что не могу. Черт, мне нужна помощь! Я снова оглядываюсь вокруг, высматривая Кево, Кеннета или кого-нибудь из наших, но никого из них не вижу. Тело все еще ощущается как-то странно, оно словно онемело. Мне нужна энергия, но не энергия моего деда. Она явно не приносит мне пользы. Я оценивающе смотрю на Джозефа. Сцена в ангаре ясно показала мне, что я легко могу его победить. С другой стороны, может быть, стоит использовать этот шанс: эти двое, похоже, сейчас не особенно