Нельсон сомневался в этом, но, после того как в марте 1966 г. начал службу в пехотном батальоне в Фубай, был готов согласиться с сержантом. Он был поражен тем, с какой легкостью сдружился с Фредом Фермером из Миннесоты и другими отличными парнями из Уилмингтона, Питтсбурга, Чикаго. Во время бесконечных маршей по рисовым полям и джунглям они подбадривали друг друга, помогая превозмочь усталость: «Давай, мужик, пошевеливайся! Вперед!» Увлеченный баскетболист и бегун на средние дистанции, Нельсон упорно тренировался, чтобы оставаться в отличной спортивной форме. Впервые в жизни он приобрел подлинное чувство собственного достоинства. «Это было делом чести — идти вперед и вперед и никогда не сдаваться». И все же Нельсону было трудно свыкнуться с некоторыми вещами: он вырос в глубоко религиозной семье, где слово «убийство» никогда не произносилось вслух. В его новом окружении только и говорили о том, как бы «пустить в расход побольше Чарли».

Американцы приходили в трепет от собственной огневой мощи. Глядя на то, как авиационные бомбы, артиллерийские снаряды, пули малокалиберного оружия и 20-мм пушек ударных вертолетов «перемалывают склон горы, мы думали: черт возьми, да мы уничтожим их всех. Никто не может выжить под этим градом свинца!»[560] Генералы считали так же. Между тем даже в зонах массированной артподготовки обширные участки оставались нетронутыми и подавляющее большинство вражеских солдат переживали обстрелы целыми и невредимыми. Бюрократическое требование подтверждать факт уничтожения врагов иногда выливалось в мрачный гротеск. Рег Эдвардс восхитил своего сержанта, метко застрелив вьетнамца, у которого при осмотре была обнаружена граната. «Черт побери, это было здорово!» — несколько раз повторил сержант. Он приказал Эдвардсу отнести тело убитого в лагерь. «У него отвалилась рука, поэтому мне пришлось вернуться и подобрать его руку. Я засунул ее к нему в штаны. Идти было далеко, и я начал думать обо всем… Я думал о тумане и запахе дождя, который тот приносит в собой. А потом я подумал, что у убитого мной вьетнамца где-то есть семья. Внезапно он перестал быть для меня просто гуком — и стал человеком».

Фрэнк Скоттон писал: «Из-за извращенного силлогизма — люди, подобные нам, не живут, как животные; вьетнамцы живут, как животные, следовательно, они не люди, — вьетнамцы считались людьми второго сорта. Редкий американец был способен осознать всю сложность вьетнамской культуры и ее отношений с миром, чтобы сделать вывод: „Это мы — люди второго сорта по сравнению с ними“»[561]. Джордж Бонвилл с отвращением писал о крайностях, до которых иногда доходили американцы; один такой случай произошел в его подразделении: «Случалось, патрули убивали стариков, которым ночью понадобилось выйти из хижины, чтобы помочиться. Иногда под огонь попадали матери с детьми, которые среди ночи с факелами в руках шли через рисовые поля в больницу… Однажды в семье сильно заболел ребенок, и обеспокоенная мать решила отнести его в медпункт в соседней деревне. Когда они вышли из поселения, где предположительно скрывались партизаны, сидевшие в засаде американцы открыли по ним огонь. Мать была ранена, а ребенок убит. Что за ад эта война!»[562]

Не только вьетнамцы становились жертвами огня по своим. В отделении Боба Нельсона служил пулеметчик из племени чероки: «Боже, как он любил свой пулемет — палил из него, как только выдавался случай»[563]. Однажды ночью, сидя в засаде, он увидел в нескольких десятках метров призрачную фигуру и, не услышав пароль, открыл стрельбу из своего М-60. Он остановился, только когда из темноты донеслись крики: «Это морпехи! Свои!» Это был возвращавшийся из рейда патруль; их проводник был ранен в бедро. Джордж Бонвилл был обескуражен привычкой подразделения ВСРВ, к которому он был прикомандирован, вести «подготовительный» огонь вслепую, не видя целей. Однажды утром в ходе десантной операции «минометчики прибыли на место первыми, а мы высадились вслед за ними посреди джунглей… Внезапно в воздухе вокруг нас начали рваться боеприпасы. Это открыли огонь наши 50-мм минометы — их мины проникали сквозь не очень густые заросли, разрывались над нашими головами и низвергали град осколков, рикошетивших от твердой древесины кокосовых пальм. Вокруг сыпались пули на излете, а прямо перед моим носом в жидкую грязь с шипением врезался раскаленный трассирующий снаряд». Рядом с Бонвиллом лежал немецкий фотограф Хорст Фаас и матерился, требуя у советника обуздать своих южновьетнамских подопечных. «Тупые американцы! — бормотал он. — Влезть в такую дерьмовую войну!»[564] В то хаотичное утро они так и не встретили ни одного врага, но общение с Фаасом только укрепило Бонвилла и других солдат в нелюбви к прессе.

«Единственное, что говорили нам о вьетконговцах, что это гуки, чертовы коммуняки, которых нужно убивать, — вспоминал Рег Эдвардс. — Никто не рассказывал нам об их истории и культуре. Это был враг. И его нужно было убивать, убивать, убивать»[565]. В 19:00 23 сентября 1966 г. группа из девяти морпехов вышла на патрулирование из лагеря на высоте 2 к северо-западу от Чулай. Официально ее возглавлял сержант Рональд Вогель, но воинственный 20-летний ветеран боевых действий рядовой 1-го класса Джон Поттер объявил, что берет командование на себя: вместо патрулирования они отправляются в «рейд». Он приказал всем скрыть знаки различия на форме и не называть друг друга по именам. В близлежащей деревне они схватили крестьянина, обвинили того в пособничестве Вьетконгу и принялись его избивать. Четверо других морпехов вытащили из хижины его жену, отняли у нее трехлетнего ребенка, которого она прижимала к себе, и изнасиловали ее. В конце концов они застрелили ее мужа, ребенка, невестку и ребенка невестки. Поттер добил прикладом винтовки тяжелораненого ребенка и бросил среди тел гранату, чтобы те «выглядели как надо». Они несколько раз выстрелили в изнасилованную женщину и оставили ее умирать.

Но на этом история не закончилась. Когда о случившемся стало известно и командир роты приказал провести расследование «вражеского нападения», прибывший на место происшествия офицер сделал все, чтобы скрыть правду. К счастью, раненая женщина осталась жива — сельчане вовремя нашли ее и доставили в военный госпиталь. Она рассказала обо всем врачу, и тот немедленно доложил начальству. Поттер получил 12 лет лишения свободы за преднамеренное убийство и изнасилование. Офицер, ответственный за попытку сокрытия, был уволен из Корпуса морской пехоты, но после обжалования был восстановлен на службе. Из остальных членов патруля всего двое получили значительные тюремные сроки; остальные отделались легкими наказаниями[566].

Ред Эдвардс впоследствии с сожалением признал, что также был причастен к непреднамеренным поджогам деревень и убийствам. Как ни странно, самое тяжкое впечатление на него произвело убийство поросенка: «Ты думаешь, он просто упадет и умрет. Но нет. Он начинает носиться по двору с висящими из пуза потрохами и визжать как резаный. Это зрелище сводит с ума. Животным нужно стрелять только в голову. Они не понимают, что должны упасть и умереть»[567]. Однажды командир приказал Бобу Нельсону выстрелить из гранатомета М-79 в подземное убежище. Когда дым рассеялся, один из морпехов заглянул внутрь и крикнул: «Там только сука и двое детенышей, все мертвы»[568]. Позже Нельсон с глубокой грустью сказал: «Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Как бы я хотел стереть ее из моей памяти!» Эммануэль Холломан, чернокожий уроженец Балтимора, служил переводчиком и во время первой командировки во Вьетнам занимался распределением компенсаций среди гражданских лиц: $10 или 1000 пиастров за разрушенный дом; $40 или максимум $60 за погибшего члена семьи. Холломан считал, что чернокожие американцы гораздо лучше ладят с местными жителями, чем белые, потому что те и другие чувствуют себя жертвами.