Но как скрыть от Мосса то, о чем только что рассказала его мать?

– Ни за что. – Редж прищурился. – Во время ланча я сунул руку в воду. Она ледяная.

– Даже не окунешься?

Редж покачал головой.

– Дело твое. Идем, Дикки.

И они ушли вдвоем.

Эвелин молча слушала их разговор, расстилая скатерти на длинных столах и прижимая их кирпичами, которые они с Джоан когда-то обшили полосатыми чехлами и теперь использовали как стопоры для дверей, чтобы те не хлопали от ветра. Вскоре к ней присоединился Редж, принявшись раскладывать ножи и вилки. Она разгладила скатерть по всей длине стола, от одного конца до другого, и поставила в центр ведерко с розами.

На скалах Джоан с Леном стояли спиной к ним и смотрели на воду.

– Ничего не выйдет, вы должны это понимать, – тихо сказала Эвелин.

Редж положил ложку рядом с ножом, но ничего не ответил.

– Это невозможно, – прибавила она.

Эвелин смотрела на Реджа, но тот не поворачивался к ней; он не отрывал взгляда от Джоан и Лена, которые теперь склонились к земле и собирали ветки.

– Вы их видели? – спросил он. – Между ними нет ни дюйма воздуха, хоть они и стоят в пяти футах друг от друга.

– Она его любит, – голос Эвелин был печален. – Я вижу. Но она не может выйти за него.

Редж бросил на нее вопросительный взгляд:

– Разве это не ей решать?

– Конечно, – согласилась Эвелин. – И она решила. Она не выйдет замуж, потому что передаст это детям. Это было бы неправильно. Это было бы постыдно.

– Что передаст? – Редж выпрямился и посмотрел на нее. – В вашей сестре нет ничего постыдного.

– Конечно нет. – Эвелин прищурилась. – Моя сестра образец… благородства и доброты. Все дело в ее состоянии.

– Каком состоянии?

Эвелин поджала губы и ничего не ответила. Редж понял, что она будет до конца оберегать сестру.

Она опустила взгляд.

– Это не подходит Джоан. Ничего не выйдет. Такие вещи просто невозможны.

– Такие вещи? Какие именно?

– Ладно. – Она повернулась к собеседнику. – Он еврей.

Редж поразился, как буднично, как естественно прозвучали эти слова. Ни смущения, ни увиливания, ни притворства. Словно это само собой разумеется. Такова жизнь.

– Да, – ответил Редж.

– За евреев не выходят замуж.

– Я ему передам, – ровным голосом сказал Редж.

Эвелин кивнула.

И Редж увидел: она считает, что они договорились. Решение принято. Он вернулся от стола к костру, почему-то чувствуя облегчение. Ему даже захотелось поблагодарить младшую сестру. Эвелин продолжила накрывать на стол. Закончив, она пошла назад, в дом, чтобы переодеться к ужину.

Джоан и Лен возвращались, медленно приближаясь к нему, и Лен, увидев, что Редж смотрит на них, помахал приятелю рукой. Даже на таком расстоянии Редж узнал этот взгляд. Взгляд победителя. Лен неисправим – он всегда уверен, что одержал победу. Ему казалось, что раз он здесь, то дело в шляпе. Он прорвался. Ему казалось, что, если девушка хочет его – а она явно его хотела, – это значит, что она примет его предложение. Наблюдая за другом, Редж чувствовал себя старым как мир.

Лодки обогнули мыс и направились к ним, одна за другой; в косых лучах солнца виднелись стоящие вдоль планширов фигуры, которые приходили в движение по мере того, как сокращалось расстояние до острова. «Привет! Привет! – кричали они, подойдя ближе. – Привет!»

– Они здесь.

Эвелин сверкающей голубой молнией бросилась вниз, к пристани. За ней последовали Джоан с Анной. Джоан очень любила эти первые мгновения, когда могло произойти все что угодно, когда весь вечер был еще впереди, а солнце только начинало опускаться за холмы, и остров у нее за спиной постепенно темнел.

– Швартуйтесь здесь, – сказала она Фессенденам, которые точным маневром остановились рядом с другими лодками, привязанными гуськом, по четыре, нос к корме.

Они привезли с собой кузину с Юга, дебелую красотку с бледным лицом, длинными волосами цвета спелой пшеницы и широко раскрытыми глазами, словно ее только что ущипнули за мягкое место. Казалось, она ухватится за первого же мужчину, которого встретит, и больше не отпустит его. Для равновесия, подумала Джоан, улыбаясь ей.

– Привет.

– Ужас, как нас болтало. – Кузина Франни встала со скамьи на кокпите и выбралась из лодки.

Болтало? Джоан встретилась взглядом с Моссом. Но тот был воплощением вежливости: помог девушке перешагнуть через планшир и подняться на причал рядом с ним.

– Надеюсь, тут будет много-много безумств, – прошептала она ему и повернулась к сходням. Мосс с серьезным видом кивнул и подмигнул Джоан.

Пегги, Бэбс и Отси Мэтьюз сидели на носу лодки своего отца, Сая Мэтьюза. Он был сквернословом и хамом, но Огден терпел его, потому что тот разбирался в лодках и оказался полезным во время банковского кризиса тридцать второго, проявив удивительное чутье при смене финансовых ветров гораздо раньше всех остальных. Описав широкую дугу вокруг остальных лодок, он выбрал последнее свободное место у причала.

– Мое пристанище, – заговорщически улыбнулся он Джоан, передавая ей носовой фал. – Чудесно выглядишь.

Следом за ним причалили Тини и Бинг Ламотт с сыном и новоиспеченной невесткой, в девичестве Ладлоу, из Нью-Йорка. Белокурая, стройная, с высокими скулами, она спрыгнула на причал с булинем в руке. При виде ее походки невольно представлялась ковровая дорожка, которую раскатывают перед ней, и горностаевая мантия, вьющаяся вокруг обтянутых сапожками ног. Мечи и хлысты. Охотничьи псы. Она снималась для журнала «Вог» и считалась воплощением рекламной красотки, хотя окончила частную школу для девочек «Брирли» и обладала острым умом. Ее звали Констанс.

Никто не сомневался, что из всех мыслимых претендентов жениться на ней мог только Эллиот Ламотт. Джоан слышала, что Эллиот сидел рядом с ней во время трансконтинентального перелета, и, как это случается между очень привлекательной женщиной и не менее привлекательным молодым человеком, у них завязалась беседа, причем остроумная.

Он расспрашивал ее, как она стала моделью и когда впервые поняла, чем хочет заниматься в жизни, а где-то посередине страны спросил:

«Интересно, о чем вы думаете, когда стоите там и ждете, пока защелкают камеры?»

Она повернулась к нему и надолго задержала на нем взгляд своих красивых глаз.

– Тик-так, – ответила она.

Тот факт, что он спросил, и тот факт, что она ответила, а также тот последний факт, что он смог понять остроумие ответа, помогли ему завоевать сердце Констанс Ладлоу.