Исчерпывающие сведения о национальном составе получить не представляется возможным: даже в анкетах сотрудники Наркомвоена писали «великоросс» (таким образом, вычленить русских, украинцев и белорусов из «славян» нельзя). Единственное – простой анализ фамилий свидетельствует о росте числа евреев и прибалтов.

Из 2 532 человек только 461 были офицерами и военными чиновниками – 18,2 %: в целом ряде главных довольствующих управлений процент военных специалистов оказался ничтожно мал – для работы Главного военно-санитарного управления или Ветеринарного управления армии вполне хватало лиц с высшим гражданским образованием. А 461 военный распределяется следующим образом – 37 (1,5 %) генералы; 161 (6,4 %) штаб-офицеры; 114 (4,5 %) обер-офицеры; 17 (0,7 %) унтер-офицеры; 40 (1,6 %) рядовые; 92 (3,6 %) составляли военные чиновники. Как видим, по-прежнему, высшего офицерства в центральном военного аппарате было значительно больше низшего офицерства, а также унтер-офицерского и рядового состава. В этом плане борьба с кастовостью потерпела фиаско.

Уровень профессиональной подготовки служащих центрального военного аппарата был достаточно высок: 215 из 2 229 (9,6 %) имели военное образование. Из них высшее военное образование было у 101 офицера, т. е. у 46,9 %. Между выпускниками высших военно-учебных заведений эти 101 человек распределяются следующим образом: 10 – НАГШ (1 – неполное высшее); 71 – Михайловская артиллерийская академия (из них 56 «сидели» в ГАУ и 13 в ЦПАЗ); 9 – Александровская военно-юридическая академия (1 – неполное высшее); 6 – Военно-хозяйственная академия; по 2 выпускника Восточных курсов и Военно-медицинской академии. И 114 человек получили среднее и начальное военное образование[1082].

Подавляющее большинство сотрудников были беспартийными: из 1 519 – 1 471 (96,84 %). Оставшиеся 3,16 % распределяются следующим образом – 47 коммунисты, 1 кандидат в член РКП(б), 35 сочувствующих и 1 находящийся «на советской платформе» (в искренности двух последних групп сомневаться не приходится, так как, по образному замечанию исследования С.А. Павлюченкова, партбилет летом 1919 года вел прямо на «виселицу» Колчака или Деникина); насчитывалось 3 интернационалиста, по 2 народника-коммуниста (т. е. «раскаявшихся» левых эсеров) и анархиста-коммуниста, по 1 эсеру-максималисту и анархо-синдикалисту. Кроме того, было по одному человеку со следующей самохарактеристикой: «республиканец», «союз молодежи», «независимый». Ряд беспартийных также выделились из общей массы, продиктовав «вне политики».

Таким образом, только в октябре 1919 года стали предприниматься практические шаги по уничтожению военной касты, отправке бывших офицеров и военных чиновников на фронт, замене профессиональных военных на женщин на канцелярских должностях, что было связано с мнением Льва Троцкого о нецелесообразности кадровых изменений во время войны.

Военные специалисты – руководящие работники аппарата Наркомвоена – придумывали все новые хитрости для ограждения своих подчиненных от мобилизаций на фронт. Вероятно, кто-то из них подключил для этой цели отошедшего вроде от военной работы М.Д. Бонч-Бруевича. 21 декабря 1919 года генерал направил председателю СНК доклад, в котором предлагал «разгрузить» от лишних функций Реввоенсовет Республики, создав для этого должность «Начальника Всероссийского Генерального штаба». Все бы ничего, да только в подчинении этого человека, назначаемого председателем СНК по представлению председателя РВСР, Бонч-Бруевич предложил образовать «весьма ограниченное по численному составу» управление, числом в… 105 человек (из них 12 руководящих работников и 45 специалистов)[1083]. Ленин почему-то не отреагировал.

В РГВА отложилась докладная записка комиссара ЦУПВОСО В.В. Фомина в ЦК РКП(б) и Э.М. Склянскому от 6 июля 1919 года. Фомин описал военных комиссаров, разделив их в свою очередь на 2 группы: 1. Сторонники главенства комиссаров и занятия большевиками всех руководящих постов – под лозунгом «Бей специалистов». Основанием и оправданием этого метода Фомин назвал отдельные открытые случаи измены военных специалистов и «формальное» отношение к делу подавляющего их большинства, с одной стороны, и «предположение, что наличных сил коммунистов достаточно» для захвата аппарата военного управления в свои руки и нормального ведения в нем дел. «Питомником» этого направления Фомин назвал Петроград. 2. Сторонники предоставления военным специалистам «известной дозы инициативы», убежденные в необходимости «всемерного использования опыта знаний специалистов» и возложения на них ответственности[1084]. Напомним, что в момент написания В.В. Фоминым своей докладной записки последняя точка зрения уже стала «официальной» точкой зрения партии большевиков, принятой VIII ее съездом и притом обязательной к практическому проведению для всех членов партии.

Об изменениях в персональном составе корпуса военных комиссаров Наркомвоена свидетельствует анализ анкет ответственных работников – коммунистов Наркомата по военным и морским делам РСФСР (Всероссийского главного штаба, Главного управления всеобщего военного обучения, Центрального управления по снабжению армии и др.) и ПШ к 1920 году свидетельствуют 111 анкет учетно-распределительного отдела Секретариата ЦК РКП(б) (учраспреда), отложившиеся в фонде заместителя председателя РВСР и выявленные М.А. Молодцыгиным[1085]. Это репрезентативный корпус источников. К этому времени коммунисты занимали не только комиссарские должности: в 1918–1919 годах во главе ряда доставшихся большевикам в наследство структур центрального военного аппарата, встали партийные работники – так, 21 декабря 1918 года Главным начальником снабжений, вместо показавших себя с худшей стороны генералов (А.А. Маниковского, затем Е.И. Мартынова), был назначен большевик И.И. Межлаук[1086]; по тем же причинам 23 декабря 1918 года генерала М.В. Акимова сменил на посту начальника Главного артиллерийского управления большевик Э.В. Рожен[1087]; с 13 января 1919 года временно исполнял обязанности начальника Главного военно-инженерного управления большевик И.Е. Коросташевский, утвержденный в должности 20 мая[1088]…

По подсчетам М.А. Молодцыгина, из ответственных работников – коммунистов НКВМ и ПШ к рабочим принадлежали 37 %, к крестьянам – 2,7, к служащим – 45, к военнослужащим – 5,4, к учащимся – 10,8 %[1089]. Нами были просчитаны те же анкеты учраспреда ЦК по другим параметрам. Выяснилось, что большинство коммунистов, ответственных работников военного ведомства, были русскими (более 70 %), не менее 17 % – евреями, 2–3 % – латышами и белорусами; имелось по 1-му поляку и немцу, причем этнический поляк сам себя считал русским.