Рёв Наали восторгом и горечью звучал над Долиной Смерти, будто искажённый эхом гром. Эта бойня была лишь первой ласточкой. Основные войска марпринца продолжали прибывать, и вместе с ними — законники и тюремщики, а также белое Воинство Веры. Они вступали в схватки с зазевавшимися головорезами, разоряли ставки разбойничьих авторитетов и склады, освобождали рабов — и предавали мечу всякого, кто переходил им путь.

Воины Астралингов блокировали тракты, не позволяя никому уйти, а Воинство Веры с удивительным для церковников хладнокровием проливало реки крови. Разумеется, никто не разбирался досконально, кто из местных был беглым каторжником, а кто уже родился здесь.

Война вообще не знавала понятия справедливости.

«Даже странно как-то куковать тут нетронутым, когда там такая резня», — думал он. — «Мавлюд, полагаю, сбежал. Исмирот тоже должен был получить новость и не возвращаться в Брезу. А вот куда ускользнула Мальтара… ну, она девица хитрая, не пропадёт».

Он вздохнул и посмотрел на недопитое вино.

«Хорошо хоть это у меня осталось. Скучен день до вечера, коли делать нечего».

В некоторой мере его развлекло появление доахара Миссара. Рыцаря допустили внутрь. Тот, звеня латными сапогами, прошагал в гостиную маргота. И со жгучей злобой смерил Морая взглядом. Можно было представить, как он негодовал, видя вольготно разлёгшегося на диване тирана с кубком в руке.

— Я получил твоё послание, мятежник, — процедил доахар. — И прочитал его. И выкинул.

— А, — поднял брови Морай. — Кстати, надеюсь, ты позаботился о том, чтобы обитель разврата твоей маменьки не пострадала от этих бешеных паладинов.

— Это не твоё дело! — рявкнул Миссар и рукой сбил бутылку вина, так что та упала и разбилась, лишив Морая возможности продолжать распитие. — Бордели есть в любом городе и не интересуют их! Они уничтожают притоны, контрабандистов, подпольные рынки рабов и оружия, которые ты тут развёл!

— Как мило с их стороны, — усмехнулся маргот, поигрывая кубком в руке. — Они так делают только там, где не подписали с ними уговор, а в остальных провинциях им всё нравится.

Миссар шагнул вперёд, источая ненависть.

— Я не почесать языком к тебя явился, ублюдок.

— Я слушаю, доахар.

«Забавный рыцарь. Прежде я думал, что, не пожелай Вранг быть моим наследником, подошёл бы отцовский бастард. Но теперь я вижу, что напрасно. Этот слишком пропитался Астралингами».

Миссар оскалился и продолжил:

— Я мог бы понять тебя, как человек с кипящей кровью Кантагара в жилах. Но твой дракон сделал тебя чудовищем. Или ты его; не знаю. То, что ты сотворил с Ланитой, тебе не простят ни люди, ни боги, и будешь ты навеки проклят. И за дело. Ты моральный урод и садист, которому не место на земле.

— Я не слышу твоё бухтение за визгом собак, которых ваши рыцари доблестно крошат в мясо!

— Не пытайся выставить нас жестокими! Это ты начал. Это ты нагнал сюда преступников, уродов, негодяев со всей Рэйки и окрестностей. Это ты напал на марпринца Кассата без объявления войны. Это ты с младых лет услаждался зрелищем пыток своих придворных и подданных. И это ты обесчестил Ланиту.

— Ты так часто поминаешь её, что у меня закрадываются сомнения, — проурчал Морай.

— Напрасно. Она лишь доказательство тому, на какие зверства ты способен с беспомощным, вверенным тебе человеком.

— Не сомневаюсь, она хорошо отыгралась за случившееся на привязанных гьеналах.

Лязгнул клинок. Доахар выхватил его из ножен и рявкнул:

— Клянусь честью, я мечтаю отрезать тебе твой гнилой язык, Морай!

— Ты путаешь, — потешался Морай. — Ты хочешь отрезать мне не язык, а пальцы. За Ланиту. Она твоя любовница, верно?

— Она твоя кузина, — произнёс Миссар отчётливо. — И моя. Ты позор своей семьи. И всего нашего рода. Надеюсь, Каскар воздаст тебе самой жуткой казнью.

На сем он ушёл. Мораю оставалось только пожать плечами. Примерно так он себе и представлял себе их единственный разговор; жаль, что им не довелось познакомиться раньше.

«Любовь проходит, чувства женщин остывают», — подумал он. — «Но потакание церковным крысам останется в твоей судьбе навсегда, Миссар. Когда прокричит последний дракон, ни Ланита, ни любая другая красавица не смягчат твоё сердце — сердце, которое отдано лишь крылатым хищникам».

К счастью, солнце уже склонялось к закату. И Морай уже не рассчитывал на какие-либо удовольствия в последние часы к своей жизни; но тут дверь отворилась вновь.

На пороге появилась его Чёрная Эйра в причудливом козлином черепе, что носили схаалитские жрецы. Рыцари допустили её к марготу лишь тогда, когда она трижды поклялась, что пришла отпустить ему душу перед казнью; и когда Вранг прислал посыльного с дозволением на эту встречу.

Вранг проявлял на удивление много заботы о заключённом под стражу брате. Видимо, хотел воздать ему за спасение перед казнью.

Морай расплылся в улыбке и встал, чтобы приветствовать подругу поцелуем. И она с удовольствием ответила ему. Она пришла не просто так; в её руках было мясо с огня, нанизанное на вертел. Совсем немного, невнятного запаха, но хорошо поджаренное.

— Решила, что я проголодался, дорогая? — улыбнулся маргот.

— Не совсем, — произнесла она необычно внушительным для себя голосом. Он пытливо всмотрелся в её глаза, видневшиеся из глазниц козлиного черепа.

Внутреннее спокойствие и некая глубокая мысль словно охватили её целиком. В ней ощущалось величие, что сквозило в каждом взгляде и каждом жесте.

Он ясно ощутил: близость его смерти породнила её со Схаалом ещё сильнее.

Морай склонил голову набок. Он коснулся её плеча и проводил её к себе на диван, где они расположились рядом друг с другом. Наслаждаясь её присутствием, он стал гладить её по колену.

— Решила меня отравить? — нежно спросил он, заглянув к ней в глаза со всей теплотой, какую можно было вложить в эту фразу. — Ты ведь серьёзно относишься к клятвам, и ты пообещала при входе сюда, что не сделаешь этого.

— Нет, милый, — прошептала Эйра. — Я не хочу тебя отравить. Я хочу… я хочу облегчить твою участь.

Он скосил глаза на угощение.

— Схаал будет суров к тебе, — дрогнувшим голосом произнесла она. — Ты ведь и сам знаешь.

— Знаю.

— Я хочу, чтобы он отнёсся к тебе иначе. Чтобы принял тебя как своего. Чтобы у тебя… у тебя… — она замялась, блуждая глазами. — Был шанс вступить в его царство, обрести покой.

У Морая закрались некоторые сомнения. Он сощурился и всмотрелся в её скрытое черепом лицо.

— И для этого я должен…?

Она подняла вертел и торжественно презентовала ему, будто кузнец — свежевыкованный меч.

— Ты должен успеть отречься от людского, — заговорила Эйра внушительно, мерцая своими тёмными глазами из костяных глазниц. —