Ты должен умилостивить Схаала, иначе он может не принять тебя. И ты останешься потерян между мирами, куда даже я, быть может, не дойду за тобой. Разлучённый не только со Скарой, но и с великим круговоротом Смерти и Жизни. Прошу… — она набрала в грудь воздуха. И неожиданно её мрачное лицо озарилось многозначительной улыбкой. — Сделай это.

«Стать ближе к Схаалу можно лишь отрешившись от всего человеческого, став для людей мерзким, как мерзко для них всё сгнившее и мёртвое…»

Морай распахнул глаза и уставился на угощение, которое заманчиво блестело у него под носом. Куски были маленькие и жилистые, прямо как…

Рука человека.

Кровь застыла у него в жилах. Но тут же он усмехнулся Эйре в ответ, ошеломлённый и весьма впечатлённый.

— Ты… так значит, вот то, с чего ты начинала, — промолвил он. — Вкусила плоть своего родича.

Её долгий взгляд отвечал согласием.

Поражённый, Морай выдохнул, неловко ухмыльнулся и потёр лоб. И заметил:

— Эта рука… Полагаю, ты достала её у Силаса… однако же… она была отравлена, если что. Не думаю, что яд древолазов ещё живёт в жареной плоти, но…

Он смолк сам по себе, поняв, что Эйре безразличны его рассуждения. Она уже была здесь, перед ним, добыв ему то, что приобщало его к Схаалу — и к ней. Она ждала, что он скажет.

Морай опустил взгляд на омерзительное кушанье. Он не испытывал от этого тошноты. Мало ли было людей, что в безумии или голоде бросались жрать друг друга. Церковь жестоко карала подобное, ибо Аан запрещал даже помыслить о том, чтобы отведать человеческого мяса. А особенно — родного брата.

Но не таков был маргот, чтобы его это смущало. Всю жизнь он ломал законы, мирские или церковные, здравого смысла или даже собственного тела. Изучив глазами яство из вранговой плоти, он вновь взглянул на Эйру.

И улыбнулся:

— Из симпатии к тебе, дорогая, я съел бы даже пригоршню опарышей, — промолвил он мягко. — Но именно к тебе. Схаал меня не интересует.

Она вздрогнула. Её чёрные пальцы стиснули оба конца вертела.

— Ты предстанешь перед ним этим же вечером, — прошептала она. — Ты вступаешь туда, где не поможет ни меч, ни крепкое слово. Полностью отдашься на милость Владыки Забытых. Ты не можешь отвергать его тогда, когда ты уже одной ногой перед ним.

Морай крепче сжал её колено и любовно пригладил складки дорогого уличного платья, что успел пожаловать ей перед всеми этими событиями.

И которое она носила под плащом из врановых перьев.

— Могу, — улыбнулся он. — И буду. Не служат драконы ни Схаалу, ни другим богам — не стану и я. И если мне суждено мучиться и терзаться остаток веков, я на это пойду. Но не опорочу память Скары. Я знаю, ты хочешь позаботиться обо мне, дорогая… Но не нужно.

Она часто заморгала и разочарованно поднесла вертел обратно к себе.

— Уп-прямый… — прошептала она, едва сдерживая слёзы. — Твоя любовь погубит твою душу…

— Пусть так, милая, пусть так. И пусть другие доа склоняются перед богами, но я не стану. Я не хочу. Когда мы летали под облаками, мы сами были богами. Скара ушёл, не молясь и не боясь. И я уйду так же.

Эйра затаила дыхание, словно хотела что-то сказать. Но затем нахмурилась и качнула головой. Она не стала бы проявлять снисхождение к тому, кто не собирался склоняться перед её тёмным супругом.

Хотя и очень хотела.

Аромат мяса отвлёк её от внутренних метаний. Сама того не заметив, она задумчиво повела носом.

«Для схаалитки это изысканное блюдо», — подумал Морай. — «Но вряд ли ей удавалось есть его достаточно часто».

Эйра приступила к трапезе одна. Он наблюдал на ней с восхищением.

«Человек способен пасть так низко, что в конце концов заставит сомневаться всех стоящих выше, кто из них на самом деле занимает истинную высоту».

Она довольно быстро покончила с тем, что оставалось от вранговой руки, и отложила вертел на стол. А затем утёрла рот рукавом, не давая забыть, что она принадлежит к низшему сословию.

— Ты время от времени делала это, пока жила в Брезе, правда? — спросил Морай. — Ты никогда не даёшь Схаалу позабыть, сколь ты верна ему.

— Да, — отвечала Эйра. — Давно, ещё в Морских Вратах, я поняла, что это нетрудно. На меня на улице напал насильник, а у меня был мой амулет с ключами. Я дождалась, когда он задерёт мне юбки, и воткнула ключ ему в глаз. А потом придушила. И съела. Такое случалось со мною часто, поэтому я всегда любила ходить ночью одна. Я знала: Схаал либо встретит меня в своих чертогах, либо даст мне отбиться. И до сих пор моя вера в это никогда не подводила меня.

Морай был поражён и не мог отвести от неё глаз, пока она рассказывала.

— Когда меня начинали подозревать в подобном, то перепродавали в другие бордели, — продолжала Эйра. — Я ходила по рукам. И я никогда не зарилась на тех, кто честно платил за доступ к моему телу. Всему положена своя цена. Однако мужчины привыкли получать своё бесплатно, и, чем крупнее были города, где я жила, тем больше мне удавалось есть. Я обзавелась кинжалом, — она извлекла небольшой костяной клинок из рукава. — Его подарил мне один странник, что присоединился к моей трапезе у обочины. И стало ещё легче. Я забыла про голод, и даже самые тяжёлые дни и ночи работы были не в силах истощить меня.

Вздохнув, она довершила с улыбкой:

— «Дом культуры» оказался местом действительно культурным, где было сложно пожарить что-то для себя без чужих глаз — одно помещение… паркет на полу, откуда было бы слишком трудоёмко вымывать кровь… И строгий надзор Почтенной. Я несколько ограничила свои аппетиты. Однако мне нужно было хоть как-то поддерживать свой дар. И я нашла выход. Я воздавала славу Схаалу, поедая кадаврики, что вырастают на телах — и до сих пор это та лазейка, что позволяет мне приобщаться к царству теней.

Морай покачал головой, теряясь в противоречивых ощущениях, и огладил её по плечу.

Он нигде не слышал, чтобы Схаал в действительности покровительствовал людоедству. То, что направляло Эйру в этом, было её личной интерпретацией. И она верила в неё, как он верил в свои силы.

Во многом они были непохожи, ведь Морай отрицал человеческое так, как это делал дракон: свысока, из позиции силы и славы. А она отстояла по другую сторону, на глубине самой глубокой могилы, в самом позорном бесславии.

Но