не надо, и я ничего не хочу. Однако, раз жизнь — столь редкий дар… Я не стану распоряжаться ею столь огульно. Поэтому я прошу совета. Жить ли мне, Эйра?

Жрица обняла его крепче. Щека прижалась к щеке. Они согревали друг друга, и сердца их бились одновременно.

Она сделала трепетный вдох и стиснула его в своих руках, будто сокровище. Отзвучало несколько пустых секунд.

— Тебе пора умереть, Морай, — прошептала она.

И последний луч надежды, что освещал тёмное дно его души, погас. Он кивнул и спрятал лицо в её волосах.

«Ты права», — подумал он. — «И честна. За это я тебя и люблю».

Он погладил её по спине, успокаивая её порывистые вздохи.

— Не плачь, — молвил он ей на ухо. — Ты же знаешь…

— Д-да, — справляясь с собой, отвечала Эйра. Но слёзы всё же побежали у неё по щекам. — У Схаала никто не мучится и не терзается. Когда ты явишься к нему, всё будет хорошо.

Они прижались друг к другу вновь, маргот и схаалитка. Всё труднее им было согреться на ночном ветру.

Где-то там, в городе, начался переполох. Убегали, бросая свои посты, беглые дворяне и разыскиваемые преступники. Работорговцы, кляня слабость Морая всем на свете, распускали свой товар. Словно раздавленный муравейник, шумела и суетилась Бреза, оставляя лишь растерянных солдат и замирающих от страха простолюдин.

Но здесь, на балконе, было тихо.

Замёрзнув совсем, они всё-таки пошли обратно в спальню. Морай откупорил белого вина и разлил его по кубкам. Они выпили — и им стало легче. Сидя рядом под одним одеялом, они находили особый шарм в том, чтобы отдыхать вот так, пока пылал, кажется, весь мир.

«Я могла бы любить тебя», — говорил её тёмный взгляд.

«И я мог бы любить тебя тоже», — отвечали его алые глаза.

Но оба они были отданы истинной любви. Он жил лишь памятью о своём лётном супруге; а она сквозь тернии всех сомнений всё равно оставалась верна только тёмному жениху.

Иногда они говорили ни о чём. И это ничего приобретало поистине забавные формы.

— Знаешь, я вспоминал, как ты изгоняла мою мать, — протянул Морай, раз за разом рассматривая один и тот же узор на стене. — Ты была как настоящая колдунья.

— Это не колдовство, — покачала головой Эйра. — Это служба.

— И всё же эта сила, неподвластная смертным. Я не привык верить сказкам о Моргемоне, но теперь это не кажется мне пустым брёхом. Её прозывали Кошачьей Диатрис за то, что по всей Рэйке бегали кошки, что приносили ей доносы и чужие секреты. Так она правила крепко и справедливо. Пускай в её годы всякий боялся лишний раз даже рот открыть. Это была королева-ведьма.

Эйра ответила ему белозубой улыбкой.

— Нам тоже в монастыре иногда рассказывали сказки о волшбе былых времён, — припомнила она.

Он кивнул и повесил голову. Уставился на свои колени, провёл пальцем по складкам одеяла.

— Иногда я думаю, на что действительно способны живые, — молвил он. — Кто-то сворачивает шею, упав с крыльца. А кто-то падает с дракона и остаётся жив. Быть может, со смертью так же? Что кому-то — конец всего, то кому-то — ерунда. Лишь небольшой шаг.

— Смерть магии неподвластна, — улыбнулась Эйра. — Смерть однозначна и непреодолима. И прекрасна, когда доверяешь ей. Не только себя. Но также и тех, кого любишь больше жизни.

«Если б ты знала, как я хотел бы ей доверять. Чтобы знать, что Скаре теперь хорошо».

— Многим драконьим лордам нынче приходится полагаться на приказы богов, — промолвил он. — Не получая в ответ ничего. Расставаясь с лётными супругами просто потому, что им так велели. Не надеясь, что то, во что они верят, правда.

— Значит, так нужно, Морай.

— Без них остаётся лишь тупая, болезненная, унылая простота бытия, — оборонил маргот. — Мне даже жаль тех, кто будет в ней жить. Хорошо, что не я.

Лишь на мгновение он всё же допустил сомнение насчёт того, что будет с ним дальше.

— Интересно будет узнать, — вздохнул он и расслабленно прислонился лопатками к изголовью кровати, — что там, «за чертой». Что Схаал убаюкает всех, кого примет, я допускаю… но что будет с теми, кого он отвергнет? Пускай даже это редчайшее явление, и ты уверена, что за всю историю человечества такое случалось единицы раз?

«Не лишним будет приготовиться к тому, что я войду в летописи не только, как Драконорез, но и как тот редкий гений, что пополнит число этих единиц».

— Ругательство, подразумевающее, что Схаал тебя не примет, призвано низвергнуть тебя до уровня нищих, — пространно объяснила Эйра. — Обречь душу на вечные скитания в неутолимом голоде и непроходящем холоде. Сделать её бедняком духовного мира, бесприютного и отвергнутого.

— А что насчёт преисподней? — хмыкнул Морай. — Черти, демоны и диманты, которых мы поминаем всякий раз, когда стукнемся коленом о кровать?

Эйра пожала плечами. Она не разделяла его беспечности. Его лицо было задумчиво и печально.

— Демоны… кто знает. Может, их роль в том, чтобы вносить смуту в людские жизни. Может, они существуют для того, чтобы на том свете наказывать тех, кто того заслуживает. А может, ими становятся сами наказанные.

— То есть, мы вполне ещё можем увидеться?

Она так грустно улыбнулась ему, что Морай понял: ответить ей нечего. То ли она хотела этим сказать, что это будет уже не та встреча, какой она ему представляется.

То ли знала о его будущей судьбе что-то большее, чем он сам.

«Наверняка Схаал уже поведал ей, как истерзает меня», — решил Морай. — «Она просто не хочет меня стращать, ведь её пылкое сердце склонно сострадать».

Он не стал настаивать. Всё равно эти толки не имели смысла.

Несколько часов они просто были друг с другом. Далёкий вой гьеналов долетал до них. Сон не шёл.

— У меня к тебе одна просьба, — прошептал Морай. — Как будет светать, прошу, пойди к Скаре.

«Я не хочу, чтобы она оказалась здесь, когда сюда явится Каскар».

— Морай, — вздохнула Эйра и потёрлась носом о его щёку. — Я не вправе отпускать драконьи души.

— Я знаю, — молвил он. — Но всё равно, вдруг ему хоть что-то нужно. Пожалуйста. Я уверен, ты разберёшь в его урчании то, что ты называешь… последними просьбами.

Она расплылась в улыбке и с нежностью посмотрела на него.

— Хорошо. Я это сделаю.

Они сидели вместе до рассвета. И потом, когда небеса огласил торжествующий рёв Наали, Морай встрепенулся, поднялся и вытащил Эйру из кровати.

— Тебе пора, — сказал он, держа её за плечи.

Её глаза влажно заблестели, и он поцеловал их. А