— Я слышал, Киёмори добился пожалования себе и своей жене привилегии Трех императриц.

— Ха! Вот уж немудрено. Это значит лишь то, что им отныне дозволено являться во дворец когда угодно и помыкать любым слугой и царедворцем, как челядью Тайра. С равным успехом Киёмори мог бы назначить себя императором. — Го-Сиракава в сердцах смахнул на пол пиалу с рисом и закрыл лицо ладонями.

— Прошу, владыка, не кручиньтесь так. Утешьтесь, ибо я принес и другие вести.

— Чем они нам помогут?

— А вот чем. Есть у меня человек, которому довелось говорить с Минамото Ёритомо в краю Идзу. Асон Минамото сказал ему, что подчинился бы государеву указу, буде таковой издан.

Го-Сиракава усмехнулся:

— Жаль, я не издал его, пока мог.

— Владыка, дух ваш еще крепок, и есть еще те, кто послужат вам с безоглядной верностью. Долго ли, мало ли вам отпущено — ведает лишь Амида и босацу, однако не след предаваться унынию. Разве не почетнее провести остаток дней, сражаясь во спасение отчизны? Но поспешите: миг, когда еще можно изменить ход вещей, скоро истечет.

Го-Сиракава задумчиво потер подбородок.

— Стало быть, ты считаешь, возможность еще есть?

— Есть, владыка. Простой люд судачит, что негоже Киёмори, давшему монашеский обет, роскошествовать в своих палатах — Рокухаре и Нисихатидзё, опустошая государеву казну.

Народу опротивели его каратели-кабуро, которыми Тайра травят всякого, кто дурно отзовется о Киёмори. Знатные семьи, лишившись высоких постов, ропщут, боясь угодить в нищету. Опора для смуты создана, владыка, — осталось ей только воспользоваться.

Го-Сиракава выпрямился. Из сада налетел холодный ветер, завьюжив рукава и полы его одежд, но ин не почувствовал холода: в нем вспыхнуло пламя решимости, какого он не знал уже долгие годы.

Новоотрекшийся государь Такакура стоял на помосте святилища Ицукусимы, глядя на Внутреннее море. Садилось солнце в обрамлении возвышавшихся над водой колонн торий. Ветерок ранней весны доносил из-за моря, из Аки, запахи пробуждения природы, но Такакура — семнадцатилетний Такакура — не внимал ее весеннему зову. Его тяготило уныние человека, мучимого неизвестностью и предчувствием конца.

Он явился в Ицукусиму — детище Киёмори — по совету Кэнрэймон-ин и ее матери Нии-но-Амы. Когда по дворцу пополз слух, что государя принудят покинуть трон, Такакура воспринял его со спокойствием. Он знал: когда-то это должно будет случиться. Кэнрэймон-ин, однако, не находила себе места от тревоги. Она уговорила Такакуру отправиться на богомолье в Ицукусиму — испросить покровительства Царя-Дракона, Владыки морей.

Так, Такакура дал знать, что намерен свершить паломничество в родовое святилище Тайра и тем самым доказать чистоту своих помышлений о них. Восемь дней заняло путешествие — сначала по реке, затем по морю — к священному острову, где он был встречен с великими почестями и церемониями. Такакура отдал дань восхищения пагоде, богатому шитью занавесей, бронзовой и золотой утвари. По случаю празднества государем были преподнесены свитки сутр, а служительницы богинь исполнили священные танцы в честь государева дома и Бэндзайтэн с ее сестрами.

Наконец Такакура сумел убедить жрецов в том, что нуждается в уединенной молитве к божествам моря. Во исполнение его пожелания западное крыло святилища, где настил выдавался над водой, было освобождено от свиты, служек, знати и жрецов.

Такакура взял из ларя с приношениями несколько рисовых лепешек и раскрошил над водой.

— Владыка Рюдзин-о, Великий дух, Царь-Дракон, Повелитель морей — услышь меня. Я, произошедший от Аматэрасу, молю тебя: внемли моей просьбе. Я явился сюда… — Тут он осекся от удивления, ибо из моря показались три женщины. Они поднимались все выше и выше, пока их ступни не повисли над самой водой. Длинные черные волосы ниспадали у них по спине, едва не касаясь моря, а шелковые кимоно были цвета седых волн — серые, точно траурные одежды.

— Привет тебе, бывший государь Японии, — промолвила левая незнакомка.

— Привет тебе, новоотрекшийся владыка, — подхватила правая.

— Привет тебе, — произнесла средняя. Такакура поклонился им:

— Привет и вам, богини моря. Верно ли я рассудил, что ты, — кивнул он средней даме, — не кто иная, как Бэндзайтэн?

— Да, это я, — отозвалась богиня. — Мы польщены тем, что прежний владыка проделал столь долгий путь ради моления нам. Говори же, чего желаешь, и мы ответим на твои просьбы.

— Я явился сюда но воле вашей сестры, Нии-но-Амы. Дамы рассмеялись.

— Да, мы слышали, она стала монахиней. Нелепость поистине. Да к тому же только второго ранга.

— Прошу, выслушайте! — взмолился Такакура. Он встал коленями на сырые доски пристани и взялся руками за опоры перил, как за прутья клетки.

— Ты прибыл просить о заступничестве Царя-Дракона, — ответила Бэндзайтэн. — Даже для прежнего императора это большая дерзость.

Такакура извлек из рукава маленький нож и резко, преодолевая сомнения, полоснул по левой ладони. Потом он опустил руку вниз, позволяя крови свободно сочиться, смешиваясь с морской водой.

— Кровью императорского рода заклинаю: услышьте меня! Если понадобится, я пролью ее всю!

Бэндзайтэн протянула руку и закрыла Такакуре ладонь.

— В этом нет нужды, государь. Мы будем рады внять твоей мольбе.

— Мы лишь хотели проверить, как крепка твоя воля, — пояснила одна из сестер.

Такакура ощутил, словно к его руке приложили лед. Он взглянул на ладонь, когда Бэндзайтэн ее отпустила. Порез совершенно зажил.

— Тогда я изложу свою просьбу, досточтимая Бэндзайтэн. Да, я прошу покровительства, но не для себя. Я прошу за своего отца, Го-Сиракаву. У него достанет и мудрости и храбрости, чтобы хорошо править нашей страной. Я это знаю. Однако Киёмори всегда плетет против него козни. Ваша сестра, Нии-но-Ама, говорила, что Царь-Дракон лишил Киёмори своего покровительства. Теперь я молю о нем для моего отца, чтобы он смог превзойти Киёмори. Ради себя я просить ничего не хочу. Мне будет довольно сознавать, что мой отец спасется.

— Подобная сыновняя преданность весьма похвальна, — ответила Бэндзайтэн. — Я передала твои слова Царю Рюдзи-ну — он выслушал их моими4 ушами и сказал, что удовлетворит твою просьбу. Го-Сиракава останется жить и получит защиту морских ками.

— Благодарю! — выдохнул Такакура. — Благодарю за вашу щедрость! Если я могу еще чем-нибудь подкрепить сей уговор — только скажите.

— Увы, — отозвалась Бэндзайтэн. — Спасение страны отныне не в твоей власти. Прибудь ты сюда, обладая Драгоценным троном и священными сокровищами — тогда был бы еще способ все вернуть. Теперь же… от тебя нельзя этого требовать. Только твой сын, быть может, сумеет исполнить наш наказ.

— Тогда я буду уповать на то, что Антоку окажется достаточно храбр для этой задачи.