Она довольно рассмеялась, а Яков Леонидович с покорным вздохом принялся тасовать колоду. Однако брат его остановил:

— Хватит дурака валять! Дело надо обсудить.

— Ой, — сказала Вера Матвевна, — время-то сколько! Сейчас сериал мой начнется, я пойду! Ты, миленькая, покорми уж их сама, коли они голодные...

И она торопливо просеменила в комнату. Сергеич проводил ее благодарным взглядом и сел за стол:

— До чего бабуля понятливая, хоть бери ее в разведку!

— Я брала! — сообщила я, а Сергеич вдруг нахмурился:

— Погоди, погоди... Так это она приходила к Костюк? За лекарством?

Я кивнула. Тут Сергеич развернулся к брату:

— Ну а я что говорил? А ты: «Пустышку тянем, пустышку тянем!» Послушали бы внимательно, давно бы уже здесь сидели!

Яшка заметно сконфузился:

— Вот тебе и ну... опер, тоже мне.

— Так ты милиционер? — обрадовалась я. Яшка несколько неопределенно кивнул, словно запамятовал, кто же он на самом деле. — А ты тоже?

Сергеич изобразил нечто невразумительное и потом кивнул:

— Почти...

— Как это «почти милиционер»?

— Частный...

— Кто частный? Милиционер? Для богатых, что ли?

Он рассмеялся:

— До чего же дотошная вы женщина, Алевтина Георгиевна! Я детектив...

— Да ну! — протянула я. — Как Ниро Вульф?

— Ага... Почему, интересно, ни у кого на большее фантазии не хватает?

— Почему не хватает? Я еще Шерлока Холмса знаю, — блеснула я эрудицией и добавила: — А я голову ломаю: откуда у вас все эти шпионские штуки? А документик можно глянуть?

Сергеич посмотрел укоризненно, вздохнул и покачал головой. Но документик из внутреннего кармана извлек.

— Что-то ты здесь на себя не похож, — с сомнением сказала я, возвращая его обратно.

— Конечно, — с обидой в голосе протянул он, — пока я за тобой бегал, похудел.

— Не отчаивайся, — ласково потупилась я, — будет время — откормлю...

Повисла пауза, потом Яшка кашлянул в кулак и с вызовом поинтересовался:

— Так, мне выйти, что ли?

— Зачем? — простодушно уставилась я на него, он нахмурился и буркнул:

— Да нет. Это я так.

— Вот и ладно. А теперь... — я доверчиво улыбнулась, вы мне поможете?

Через час я подошла к телефону, набрала номер и cпpoсила:

— Алло, это Голливуд?

* * *

Синий джип стремительно летел по ночным улицам .Миновав Смоленский бульвар, мы повернули, я напомнила:

— Машину лучше оставить здесь и пройти пешком.

Сергеич кивнул и плавно вкатил под «кирпич».

— По-моему, это слишком крутая маскировка, — с сомнением огляделась я и постаралась заглянуть Сергеичу в глаза, — может, попробуем что-нибудь менее экстравагантное?

Он посмотрел на меня снисходительно и даже не счел нужным ответить.

«Начинается! — отметила я. — Мужской шовинизм!»

Сергеич заглушил мотор и развернулся к сидящим сзади ребятам. Герик имел вид ангелочка небесного, я в который раз поразилась тому, какую красоту может создать господь, если захочет.

— Так, Генрих, давай последний раз прогоним... — начал Сергеич, но я его перебила:

— Погоди... Лучше я. — Вытащив из сумки изрисованный листок, я оглянулась на Сергеича: — Дай фонарик!

Он надулся, но возражать не стал, молча протянул фонарик и склонился над листком вместе со всеми.

— На месте я тебя точнее сориентирую, а сейчас запоминай от этого окна, — я ткнула пальцем в схему. — На нем точно сигнализации не было, просто бутафория, но про это знают только трое, и я не думаю, что ее за это время наладили. — Герик, став невозможно серьезным, сосредоточенно слушал, кивая головой, а меня опять принялась терзать совесть. Но деваться было некуда, Сергеич и Яшка габаритами для данного окна не подходили, поэтому с совестью пришлось договориться. — Здесь мой кабинет, здесь Семена Абрамовича, это коридор, а это зал, и здесь зал...

Все это, в общем-то, мы уже не раз повторили, сидя на кухне Веры Матвевны, но сейчас была так называемая генеральная репетиция.

— Все ясно? — Я оглядела своих сообщников, чувствуя себя чем-то средним между Атаманшей из «Бременских музыкантов» и Сонькой Золотой Ручкой.

Мужчины дружно кивнули, и мы захлопали дверцами, покидая уютную безопасность машины. Через три минуты, пройдя переулком, я оказалась с обратной стороны галереи, прошла до соседствующей со зданием беседки и остановилась возле кустов сирени. Проследив за неясными, размазанными тенями, сцепила пальцы, с волнением отсчитывая уносящиеся секунды. Вот раздались едва различимые шаги, и в беседке показался Яшка.

— Все чисто, — прошелестел он, — снаружи никого нет... Мы уходим, через две минуты начинайте...

Яшка растворился в темноте, я почувствовала рядом дыхание Герика.

— Он сказал, все в порядке, — я оглянулась и взяла его за руку, — боишься?

— Да ладно... — лениво протянул Герик, — делов-то!

— Герик, — заволновалась я, кидая взгляд на часы, — откуда это у тебя такое спартанское спокойствие? Опыта, что ли, много?

— Где окно? — не обращая на меня внимания, Герик что-то старательно выглядывал в темноте. — Полминуты осталось... — Потом он оглянулся и, неожиданно притянув меня за подбородок, поцеловал. — Да не дрейфь ты...

Я хватанула воздуха и замерла, а он вдруг азартно зашептал, едва не приплясывая на месте:

— Пора, пора, пошли...

Мы двинулись вдоль здания, ноги у меня подкашивались, и весь план показался дикой глупостью. Герик же, напротив, подобрался и стал походить на грациозную пантеру.

— Вот, — ткнула я пальцем, разобравшись в хитросплетении боковых окон, — сюда...

Герик развернулся, показал рукой, уточняя окно, я кивнула, а он быстро развернул меня и подтолкнул в спину. Меня можно было и не подталкивать, ноги сами несли прочь. В считанные мгновения я снова оказалась в беседке, упала на деревянную лавку и схватилась за сердце. Надо будет потом посмотреться в зеркало, наверное, я поседела.

— Ах ты, козел!... Ну да... Чего ты, в натуре?.. — Я с волнением прислушивалась к раздающимся у входа в галерею пьяным крикам. — Оборзел вконец?

Затем раздался шум потасовки, весьма громкий, снова голоса, с завидным упорством выясняющие, кто же оборзел в большей степени. Потом крики начали несколько стихать, раздалась исполняемая с большим чувством песня «Ревела буря, гром гремел...», но дальше первого куплета она не пошла, и снова началось выяснение отношений, судя по накалу страстей, весьма сложных и запутанных.