Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хам первым сбежал вниз, Яфет и Сим услышали там грохот,спохватились и ринулись следом. Хам наконец справился с тяжелым засовом смолы,Яфет и Сим подбежали как раз в момент, чтобы помочь распахнуть прилипшую дверь.
С той стороны из кровавой пелены смертоносного дождявынырнула фигура Кохбы, он нес неподвижного отца уже на себе. Шатаясь, онсделал последний шаг и упал на руки сыновей Ноя.
Ханнуила и Кохбу перенесли наверх, а дверь снова залилисмолой, чтобы не оставалось ни единой щелочки, ибо нижние этажи ковчега скороокажутся под водой.
Кохба не приходил в себя, лицо его было наполовину сожжено,плечи и грудь в кровавых язвах, от кожи все еще пахло паленым мясом. Ханнуилочнулся довольно скоро, он пострадал меньше, открыл глаза и непонимающепосмотрел в низкий потолок, сплошь залитый смолой.
— Мы… — произнес он хриплым голосом, —добежали?
Ноема услышала, позвала Ноя. Тот пришел хмурый и сразупохудевший, еще от двери сказал ободряюще:
— Ханнуил, ты хороших сыновей воспитал!..
Ханнуил прошептал:
— Что с ними?
— Они тащили тебя, — ответил Ной, уклоняясь отответа, — а могли бы бросить, как все бросали всех в опасности!..Родителей так вообще и раньше старались убить, чтобы те им не мешаливеселиться…
Ханнуил сказал слабо:
— Я сам такой… веселиться бы… Что с ними?
— И ты хороший человек, — продолжал Ной, —сразу спрашиваешь о них… а не о себе.
— Ной, — сказал Ханнуил чуть окрепшим голосом, —они погибли?
— Кохба жив, — ответил Ной и добавилвиновато: — Извини, но Къяха и Ктулубр погибли… как и все, кто бежалследом.
— Кохба выживет?
Ной видел, как напрягся Ханнуил в ожидании ответа, и ответилторопливо:
— Да, выживет!
— Не врешь?
Ной сказал обидчиво:
— Вообще-то мог бы и соврать, в таких случаях можновсё, но он в самом деле парень крепкий, а раны не смертельные. Хоть ипомучается, ожоги заживают плохо, сам знаешь. Да и ты скоро сможешь убедиться…В смысле что Кохба жив и останется жить. Тебя ошпарило, кое-где обожгло, но этираны для жизни не опасные.
Ханнуил закрыл глаза.
— Спасибо, Ной. Я полежу чуть, хорошо?..
— Отдыхай, — ответил Ной, отступая к двери. —Отдыхай, дружище.
Он не услышал, как за спиной Хам проворчал язвительно:
— Да, отдыхай… Ничего другого ты делать и не умеешь,старый дурак.
В ковчеге только одно окно, на самом высоком этаже, несчитая нижней двери, через которую все вошли в ковчег, а теперь наглухозасмоленной. Ной распорядился держать верхнее окно закрытым на случай, еслиподнимется ветер и начнет забрасывать горящую смолу вовнутрь, но первые дни онсам то и дело открывал, и все видели, как гибнет мир.
Огненный дождь стучал по крыше с такой силой, чторазговаривать приходилось вплотную друг к другу. Уже с двух шагов видели толькооткрывающиеся рты на бледных испуганных лицах.
С нижних этажей доносился рев испуганных зверей. Заразрушением и уничтожением мира больше наблюдать не удавалось: нужно былокормить и смотреть, чтобы звери не заболели, кто знает, сколько продлится потопи чем он кончится.
Ной возил на одноколесной тачке корм, но в голове стучалаодна и та же мысль: почему, почему так получилось? Да, уже все мудрецысогласились и даже сумели объяснить народу, что человек страшнее зверя, когдаон зверь, но никто так и не ужаснулся от такого страшного открытия, болеетого — гордились! И даже тем, что не только держат в себе гнуснейшее изживотных, но вот такие лихие и бесшабашные, берем и выпускаем зверя из человекапогулять, порезвиться, поразмяться…
И невдомек, что этот зверь с каждым мгновением свободывырастает, набирается силы, и вот уже обратно в клетку воли и правил незагнать, уже он подчиняет себе человека, убедив, что под его властью житьслаще, привольнее, свободнее…
Сим таскал мешки с кормом на плечах, на поникшего отцапосматривал с любовью и сочувствием. Как и братья, как вообще все в еговозрасте, считал отца туповатым и не таким развитым, как, скажем, он сам, ноесли в других семьях с такими мыслями и росли дальше, а потом отселялись,повзрослев, то здесь случилось особое: Господь избрал именно Ноя, пренебрегнувтеми, кто казался куда умнее, отважнее, рискованнее, бесшабашнее, интереснее…
— Отец, — сказал он с сочувствием, — неубивайся так! С тобой что-то случится — мы все погибнем.
Ной отмахнулся.
— Ковчег построен, теперь уже от меня ничего независит.
— Все зависит, — заверил Сим серьезно. — Язнаю, о чем ты думаешь. Мы все сейчас думаем об этом, даже Хам, которому бытолько плясать да веселиться. Господь выслал тебя, потому что ты жил по правилам,остальные сейчас гибнут вместе с животными, от которых отличаются толькоразумом и умением зачем-то одеваться… да и то не всегда. И если ты замучаешьсебя угрызениями совести и тяжкими раздумьями, то Господь, возможно, и ковчегутопит!
Ной ужаснулся.
— Как ты можешь такое говорить?
— А зачем мы Ему? — возразил Сим. — Без твоейволи и твоего наставничества мы сорвемся в пучину удовольствий еще быстрее, чемлюди в ныне гибнущих городах!.. А Господу такие не нужны. Так что, отец, тынужен нам всем как никогда!
Ной хмуро кивнул, соглашаясь и почти не слушая, в черепегромко и больно стучала мысль, что Сим прав, Господу нужны люди, живущие поправилам. Только такие могут прийти к Цели, а остальные просто жили,размножались и переводили корм. В погоне за удовольствиями выпустили зверя, аего загнать обратно уже невозможно. Даже при известии о скором потопе никто непоспешил переменить жизнь.
Значит, все воспитание человека с детства должно бытьподчинено тому, чтобы зверя постоянно давить и не давать ему даже глоткавоздуха. И едва попытается высунуть морду, а он будет пытаться при любомудобном случае, — бить без всякой жалости, давить и удушивать, как нижалко ребенка, что добивается свободы посвоевольничать.
Превращение человека в зверя зашло слишком далеко. ДажеГосподь не видел, как и чем еще убедить человека, чтобы он жил правильно. Такчто, наверное, в самом деле проще уничтожить и начать с чистого листа…
— Будем жить, — проговорил он со вздохом, —Господь карает не только самоубийц, но даже тех, кто небрежностью или глупостьюукорачивает свою жизнь.
— Что? — переспросил голос.
Ной оглянулся, за спиной уже не Сим, а Хам пронес мешок сзерном и сбросил в ящик с кормом. Лицо блестело от пота, как и все тело, ноглаза светятся веселым вызовом, под смуглой кожей красиво играют мускулы.