— Ну и воняет же!

Хам заметил со злорадным весельем:

— Это просто запах самих зверей, брат. А вот когда онипроснутся, гадить начнут, вот тогда скажешь… насчет запаха.

Ной закрыл за вошедшими дверь и собственноручно залил проемрасплавленной смолой. Сыновья посерьезнели, один за другим поднялись наверх,для них и их семей приготовлены комнаты на самом верхнем и потому самом маломэтаже.

Дождь, как ни странно, начал стихать, однако ужасающебагровое небо опустилось еще ниже, тяжелое и грозное. Ной видел на лицах жены идетей страшный отсвет огня, понимал, что и у него такое же лицо и такие жеотчаянные глаза.

Внизу у подножья холма бежали бурные потоки, несли мусор,вывороченные с корнями кусты.

Сквозь поредевшую пелену воды проступил город. И хотя Ной невидел, что там творится, ему почудились отчаянные крики и мольбы о спасении.

Он схватился за голову.

— Господи! Но почему, почему людей убить, а животныхспасать?.. Прости меня, но не могу понять своим убогим разумом!

Голос ответил с печалью:

— Твой разум не убогий, Ной. Просто в тебе сейчасговорит отчаяние, а не разум. Ты, как и остальные люди, стараешься не приниматьстрашненькую мысль, что за все свои поступки отвечаешь ты, а не кто-то другой.Взрослеете, а все равно считаете, что за вас несут ответственность родители… Ауж когда совсем взрослые, родителей уже нет, киваете на старейшин племени, наградоначальников, на всякого, кто управляет племенем или городом.

Ной ухватился руками за голову.

— Да, стыдно признать, мы всегда киваем на других. Мывиноваты в своих поступках сами. Но… почему надо было брать животных? Илитолько для будущего человечества?

— Животные безгрешны, — ответил Голос. — Уних нет воли, у них нет права выбора. Лев убивает лань не по злобности иликровожадности, такова его природа. Он не может не убивать! А человек может.Человек может совершать поступки добрые и недобрые.

— Но… Ты же милосерден!

— Но и справедлив, — напомнил строгийГолос. — Ашем во Мне милосерден, но Элоким настаивает на справедливости!..И прегрешения человека слишком велики, чтобы милосердие пересилило… Потому Мы иприняли такое тяжелое и горькое решение, Ной. Сейчас оно уже окончательное,пересмотра не будет.

Ковчег пошатнулся, Ною почудилось, что земля под ногамиподпрыгнула и нехотя опустилась. Накатился страшный гул, грохот и треск, словноразломился небосвод. Ной в страхе посмотрел вверх. Если обрушится крыша, торухнут все этажи, затем в ужасе опустил взор под ноги: страшный треск идет изглубин земли…

Донесся крик Яфета:

— Отец!.. Треснул хребет земли!

И тут же звенящий голос Сима:

— Что-то небывалое ломает ей кости…

Грохот усиливался, земля дрожала и тряслась. Ной крикнул,чтобы все выбегали наружу, пока не завалило, сам ухватил Ноему за руку ипотащил к выходу. Она хваталась за вещи, все нужное, и все нужно взять, Нойдотащил до двери, пинком отворил и застыл…

Небо из багрового стало кроваво-красным. Горы далеко нагоризонте выстрелили вершинами, словно пучками горящих стрел, донесся далекийгрохот. Вершины гор исчезли, а вместо них, как из горшков нерадивых хозяек,оставленных с тестом без присмотра, наверх полезла масса раскаленного теста,красного, оранжевого и ярко-желтого, начала сползать по стенам и потекла вдолины, сжигая все на пути.

Одна из таких исполинских гор дрожала и вибрировала,рассыпаясь на гигантские глыбы, потом рухнула в невидимый провал, а вместо неевыплеснулся целый океан расплавленной добела земли, жидкой, как горячее красноевино.

Ноема охнула и попятилась, однако Ной удержал за руку и недал вернуться под опасную крышу. Сим и Яфет вышли и, оставаясь также поднавесом, смотрели с благоговейным ужасом. Их жены плакали, падали на колени и встрахе закрывали глаза.

— Смотрите на небо, — сказал вдруг Сим.

Дождь почти прекратился, но с красного неба вместе с водойначали падать кипящие капли смолы. Их становилось все больше, наконец к землепонеслись похожие на крупные виноградины камешки. Все видели и вскрикивали,когда комья смолы попадали в воду, та с шипением сразу вскипает, обращаясь впар.

Шум льющейся с неба воды, уже горячей, почти заглушалдалекий грохот. Мир озарялся кроваво-красными вспышками, под ногами земля топоднималась, то опускалась, Ною почудилось, что он уже на волнах, однако ковчегстоит на земле прочно.

Хам примчался сверху, запыхавшись, будто одолел большойпуть, и закричал в страхе:

— Город горит!

Все поспешили к второму, верхнему окну ковчега. Нойзастонал: багровое пламя рвется в небо, из горящих домов выбегают крохотныетемные фигурки, падают, кто-то поднимается, чтобы пробежать еще несколько шагови снова упасть, но большинство остается недвижимыми.

Из обширного дома Ханнуила выбежала целая толпа. Ониприкрывали головы и плечи толстыми шкурами, Ной видел, как по ним стекаеткипящая вода и отпрыгивают раскаленные капли смолы, не причиняя вреда самомуХаннуилу, его сыновьям Къяху, Ктулубру и Кохбе, а также другим домочадцам.

Ной замахал руками:

— Сюда, сюда!.. Быстрее!

Хам спросил быстро:

— Отец, разве можно их брать?.. Они обречены Господом.

— Я не могу их оставить, — ответил Ной.

— Но Господь велел спасаться только нам!

Ной сжал челюсти и сказал зло:

— Он так сказал, но я все равно возьму их на ковчег!..

Ханнуил бежал, его поддерживали под руки сыновья, а следомбежали их жены. Ноема прижала руки к груди, глаза ее с ужасом смотрели, какженщины спотыкаются все чаще, упала одна и пыталась подняться, но страшныйдождь пригибал ее лицо к бурным потокам горячей воды. Ноема не видела лицаупавшей и не могла узнать, кто не добежит до ковчега, в это время упала ещеодна. Поднялась и попыталась бежать за мужчинами, но прикрывающая голову иплечи шкура осталась в воде, Ноема смотрела в ужасе, как горячие струи смолысжигают лицо, стирая мясо и оставляя голые кости…

Женщина упала и уже не шевелилась, затем падали еще и еще, ина холм к ковчегу тяжело взбежали, преодолевая страшный дождь, только Ханнуил ссыновьями Къяхой и Кохбой. Всех троих шатало, Хам начал орать и подбадривать ихкриками, указывая направление, к нему присоединились Яфет и Сим, только Ноймолчал и смотрел с состраданием на бывшего приятеля.

Къяха упал, когда до ковчега осталось не больше двадцатишагов. Ханнуил и Кохба двигались, словно в обмороке, все медленнее и медленнее.Наконец Ханнуил упал, но Кохба не пошел дальше, а подхватил неподвижное телоотца и потащил к ковчегу.