ВААПа, забиравшего у писателей 99 процентов гонорара за заграничные публикации, набиралось достаточно долларов на валютном счете, – романы о Штирлице печатались с большим успехом в США, Англии, Испании и Франции»{533}.

Причины столь странного распределения гонораров, из которых авторам доставалась не самая весомая часть, виделись им разные. Но неужели не было хотя бы одного довольного писателя? Следуя логике нашего повествования, стремящегося к уравновешиванию диаметрально противоположных мнений, такого человека удалось отыскать. Им оказался Гавриил Николаевич Троепольский. Навестив как-то Бориса Панкина, он порадовал его израненную душу: «Поеду сейчас чеки получу, а потом в “Березку” – пару костюмчиков надо примерить… Да, я вам честно скажу, меня заботит, куда эти чеки-то и девать. Между нами говоря, сейчас на двадцать тысяч скопилось». А когда Панкин посоветовал купить машину, Троепольский, сделав испуганное лицо, огорошил: «Так ведь она сколько стоит-то?! Восемь с половиной…»

Неподдельный интерес зарубежных издателей вызвала повесть Троепольского «Белый Бим Чёрное ухо», которую перевели более чем на два десятка языков, она прославила воронежского писателя на весь мир. Потому и чеков «скопилось» на 20 тысяч. Приезд воронежца Троепольского в ВААП был для его сотрудников праздником: тихий, спокойный, всем довольный, всегда с гостинцами (конфетами). Не то что его дерганые московские коллеги. Никогда ничего не требовал, но своего добивался.

Когда Станислав Ростоцкий снял одноименный фильм по сценарию Гавриила Троепольского («Две тысячи мне за это заплатили. И расписочка имеется!»), то кинокартина удостоилась в 1980 году Ленинской премии. А Троепольский не получил. Панкин как член Комитета по Ленинским и Госпремиям пытался убедить коллег, что это абсурд: «Но мне в ответ твердили, что Троепольский получил же за свою повесть Государственную. А за одну и ту же вещь два раза не награждают». А Гавриил Николаевич заметил: «Я им посоветовал в титрах меня не проставлять. Иначе вы премии себя лишите. Они согласились со мной. Написали “по мотивам”… В общем, – тут глаза у него заговорщически заблестели, – у автора – Государственная, у киношников – Ленинская. А у “Бима” – и та и другая». Троепольский стал лауреатом Госпремии СССР в 1975 году.

Гавриил Троепольский – лишь один из советских классиков, популярных и на Западе. Юрий Трифонов, Чингиз Айтматов, Василий Шукшин, Михаил Рощин, Фёдор Абрамов, Виктор Розов, Валентин Распутин, Василь Быков, Даниил Гранин, Мустай Карим приносили большую прибыль родной стране. Ну а кто же из советских писателей был самым издаваемым на Западе? Классик советской азербайджанской литературы (используем здесь советскую же терминологию) Чингиз Гусейнов приоткрывает для нас этот секрет. «Хорошо их доил ВААП, зарабатывая для страны валюту… Писатели эти – Чингиз Айтматов (вкратце и схематично: удовлетворение интереса Запада к острой критике социальных основ системы, но не через русскую, а через “национальную” реальность – мол, безобразия творятся “там, у них, а не у нас”), чукотский писатель Юрий Рытхэу (яркий этнографизм) и возглавлявший список Юрий Трифонов (легально разрешенная социальная критика, тонкий, еле видимый ручеек в широком потоке жизнеутверждающей литературы, редкий голос в мощном хоре воспевателей). Во всех трех случаях надо, разумеется, сказать и о яркой художественной форме произведений»{534}. Этот своеобразный рейтинг составлен, заметим, весьма объективно, без какого бы то ни было личностного отношения, что внушает к нему доверие и вызывает неподдельный интерес к названным литераторам.

В брежневские времена ходил анекдот, ставший своего рода отражением массовости и разнородности огромной армии советских писателей. «Приходит чукча в крупное издательство, приносит роман. Главный редактор ознакомился и говорит ему: “Слабовато как-то! Вы почитайте Пушкина, Толстого, Чехова. У них поучитесь…” А он отвечает: “Чукча – не читатель, чукча – писатель”». Тем не менее самый известный чукча-писатель Юрий Рытхэу прославил свой гордый народ на весь мир не анекдотами, а серьезными и достойными романами и повестями, переведенными, в том числе, и на многие иностранные языки.

Судьба Юрия Рытхэу типична для так называемой советской национальной литературы. Его дед был шаманом и «работал» северным дикарем в нью-йоркском зоопарке, сидя в клетке и развлекая таким образом доверчивых американцев (красивая легенда!). Отец промышлял охотой. А сам будущий писатель при рождении (в 1930 году, в Уэлене) получил лишь имя – Рытгэв, в переводе с чукотского «забытый». Получая паспорт, он взял себе имя Юрий, а Рытхэу превратилось в фамилию. Печататься он начал в 1947 году, еще через семь лет окончил Ленинградский университет и тогда же, в 1954-м, был принят в Союз писателей СССР (его первая книга на русском языке вышла в 1953 году в «Молодой гвардии» – тогда это было серьезным основанием для принятия столь молодого прозаика в ряды союза). В Ленинграде он прожил бо́льшую часть жизни.

С тех пор Рытхэу много и щедро печатали, активно отправляли в зарубежные командировки, награждали орденами и премиями, экранизировали. Юрий Сергеевич был непременным участником писательских съездов, представляя славный отряд чукотской советской литературы: журналисты программы «Время» брали у него интервью, а операторы как бы невзначай наводили камеру на первые ряды делегатов, среди которых телезрители узнавали лицо самобытного чукотского классика. Имя Рытхэу стало популярным и известным даже тем советским людям, кто никогда и не читал его романов (а интерес к ним был огромным!). Он не забыт и после смерти – в 2011 году в столице Чукотского автономного округа Анадыре открыт бронзовый памятник писателю, возлежащему на гранитной скале с двумя собаками у ног (скульптор, естественно, Александр Рукавишников). В системе моральных ценностей чукотского народа Рытхэу занял место Ленина – ибо раньше на месте изваяния писателя стоял памятник вождю мирового пролетариата. В 2019 году аэропорт Анадыря получил имя Юрия Сергеевича.

Творческий путь Рытхэу на редкость удачен и далеко не оригинален: паренек из глухой провинции, с края земли не пошел по стопам предков и не стал охотником-зверобоем, а за десять лет превратился в маститого и успешного литератора, снискав массу преданных читателей и признание коллег. Пожалуй, в какой-либо другой стране в ХХ веке такое вряд ли было бы возможно. Государство пестовало национальных литераторов, развивая их божий дар, открывая его для широчайшей аудитории, чему способствовала отлаженная система перевода на русский язык – главное средство межнационального общения в СССР. А переводили национальную литературу не только высококлассные «толмачи», но и нередко большие советские поэты (взять хотя бы переводы грузинской поэзии Бориса Пастернака). Почти в любом большом книжном магазине имелись отделы, где можно было приобрести книги Чингиза Айтматова, Олжаса Сулейменова, Эдуардаса Межелайтиса, Нодара Думбадзе и других советских писателей-депутатов Верховного Совета СССР.

Другое дело – Юрий Трифонов, которого не то что в Верховный Совет, но даже в Моссовет не избрали. Ну и пусть. Зато его творчество в переводе на русский язык не нуждалось. И судя по его жизнеописанию, Юрий Валентинович миллионером не был