Перед отъездом состоялась еще одна встреча с Главным маршалом авиации Новиковым. Выслушав впечатления Александра от посещения заводов, Новиков заговорил о предстоящих наступлениях, о командных кадрах авиации, которые за годы войны приобрели огромный опыт ведения боевых операций.

– Тебе, Александр Иванович, очень повезло в боевой жизни, – развивал дальше свою мысль Главный маршал, – поскольку все твои командующие армиями – генерал-лейтенант Вершинин, сейчас – генерал-лейтенант Хрюкин – опытные, знающие командиры. Вот тебе сколько лет?

– Скоро исполнится тридцать один.

– А Тимофею Тимофеевичу Хрюкину – тридцать три. Не намного старше тебя. Но какая у него школа, какой прекрасный боевой опыт! Из всех командующих воздушными армиями на фронтах Отечественной войны он самый молодой и один из самых талантливых. Смелый, решительный, он может на равных разговаривать с командующим фронтом Толбухиным. Вот с кого тебе надо брать пример.

Саша сидел в глубоком кресле, а главком неспешно прохаживался перед ним по кабинету.

– Мне известно, – заметил главком, – Хрюкин представил тебя к награждению третьей «Золотой Звездой». Он высоко ценит и уважает тебя. И хотя у Тимофея Тимофеевича нет столько «Золотых Звезд», как у тебя, у него тоже есть чему поучиться. Имей это в виду. Я хочу, чтобы ты, Александр Иванович, вырос в крупного авиационного начальника. Для этого у тебя все имеется… Значит, все-таки не хочешь оставаться здесь, отправляешься на фронт?

Покрышкин поднялся и стал по стойке «смирно».

– Да, товарищ Главный маршал.

– Хорошо. Отпускаем тебя, чтобы ты там еще подумал над нашим предложением. Желаю тебе успехов на фронте, – Главный маршал улыбался. Он прекрасно понимал, что на фронте Александру будет не до должностей. Но он также понимал, что по своим способностям Александр достоин большего, чем быть заместителем командира полка.

В вагоне поезда, мчавшего их с Марией на юг, Александр вновь и вновь возвращался к словам Главного маршала: «Учиться у Хрюкина». Значит, предстоит учиться командовать подразделениями.

Москва, с ее заводами, институтами, театрами, штабами, с ее бурной, многогранной жизнью осталась в прошлом. Его ждали родной полк, друзья, новые сражения.

В таврических степях весна была в полном разгаре. Черниговка утопала в грязи. С трудом выползая из нее на взлетную полосу, летчики продолжали упорно тренироваться. Полк ожидал передислокации на фронт.

Советские войска захватили плацдарм на правом берегу Днепра, на картах появилось Тираспольское направление. Ветераны горели желанием вернуться на аэродромы Молдавии и в боях над Днестром отомстить врагу за трагические дни июня сорок первого.

Покрышкина неожиданно вызвали в ставку Главного маршала авиации под Ровно. Вылетел туда он в паре с Голубевым. Добирались с посадкой в Ново-Николаевке – пережидали плохую погоду. Наконец добрались до Ровно. Было сыро, шел мокрый снег. Перед ними совершил посадку транспортный самолет из Москвы, в котором прилетели врачи, сотрудники госбезопасности.

Покрышкин сразу заметил, что на аэродроме все были чем-то тревожно возбуждены, озабочены, у многих на лицах нескрываемая печаль.

Вскоре все прояснилось. В этот день в перестрелке с бандеровцами был тяжело ранен командующий фронтом генерал армии Ватутин. В штабе все ходили на головах, на все вопросы был один ответ: «Устраивайтесь ночевать, завтра поговорим».

На следующий день его принял Новиков.

– Знаешь, зачем вызвали? – сразу спросил Главный маршал. Выглядел он неважно: лицо серое, уставшее.

– Нет.

– Назначаем тебя командиром авиаполка, который находится в резерве штаба. Вместо погибшего Льва Шестакова.

«На этот раз не выкрутиться», – подумал с тоской Покрышкин.

– Очень не хочется уходить из своего полка, товарищ Главный маршал.

– Я знаю.

– Тогда разрешите перевод в этот полк нескольких летчиков, с которыми я много воевал.

– Нет, не могу.

– Это – мои воспитанники, товарищи. Будут мне опорой на новом месте.

– Разрешаю взять только ведомого.

– Без них не могу согласиться. Прошу отпустить в мой полк.

Главный маршал посмотрел на Александра, потом безнадежно махнул рукой, что означало: «Возвращайся, что с тебя возьмешь, черта упрямого».

Опасаясь, что он передумает, Покрышкин поспешно козырнул и вышел из кабинета. «Неужели выкрутился, – звенело в голове. – Если до аэродрома не задержат, значит, пронесло».

На аэродроме к нему кинулся Голубев.

– Георгий, бежим скорей, – бросил на ходу Покрышкин, направляясь к своему самолету.

– Домой?

– Да.

– Отлично!

«Нам бы только до Ново-Николаевки долететь, а там заправимся. Впрочем, с нашими бачками топлива хватит до самого дома», – прикидывал Александр, запуская двигатель.

Домой добрались без приключений. Но ждала уже телеграмма из Москвы: «Самолеты готовы. Срочно забирайте. Лавочкин».

Опять был поезд до Москвы, только ехал на этот раз он с Голубевым, потом полет в Горький на «Ут-2», вынужденная аварийная посадка на берегу реки. Покрышкин остался целым и невредимым только благодаря своей реакции и опыту боевого летчика. Потом было знакомство с семьей знаменитого русского летчика Нестерова, получение новых самолетов и возвращение на них в Черниговку. Много разных событий…

Едва Покрышкин спрыгнул с крыла самолета на землю, как увидел, что навстречу бежит всегда спокойный и невозмутимый начстрой полка лейтенант Павленко с какой-то бумагой в руке.

– Вам телеграмма, товарищ гвардии подполковник, – закричал он издали, размахивая сложенной вдвое бумагой.

Покрышкин неторопливо взял телеграмму и стал ее разворачивать.

– Вас назначают командиром дивизии! – не удержался и выпалил лейтенант.

«Как быть? Отказаться и на этот раз? – задумался Александр. – Ведь если стану командиром дивизии, часто летать на боевые задания не смогу. А так хочется сбивать и сбивать этих гадов. Так, а кто подписал телеграмму? Ого! Главный маршал авиации. Эге, брат, это уже не предложение, это приказ. А приказы в армии выполняются беспрекословно. Вот так!»

Он поднял голову, посмотрел на Голубева с Павленко, улыбнулся своей широкой покрышкинской улыбкой и коротко бросил:

– Ну чего застыли, как столбы! Будем жить!

– Ура-а-а! – закричал как оглашенный Павленко, и понесся в штаб. Его просто распирало от радости и от удовольствия, что он первым узнал и теперь оповестит всех об этой сногсшибательной новости…

Они лежали, крепко прижавшись друг к другу, и хозяйская кровать не казалась им жесткой и неудобной, какой была на самом деле.