человека связана с фактом Пятидесятницы: «Через сошествие Святого Духа в членах Церкви возникает так называемая духовная жизнь»[915]. Духовная жизнь человека есть путь смирения, терпения, несения креста: «Усилия духовной жизни, которые имеют общей целью “стяжание Духа Святого” (согласно боговдохновенному слову преп. Серафима), имеют преимущественно отрицательный характер – борьбы с собой – аскетики. Не мощь, но немощь испытуется человеком на духовном пути»[916]. Смирение относится и к осознанию своей греховности, и к ведению своего «метафизического ничтожества как первоосновы». Цель смирения – отказ от своей жизни: «В смирении человеческий дух стремится стать tabula rasa для Духа Божия, не иметь своей собственной жизни, которая есть грех и ничтожество. Природно умереть, чтобы духовно ожить»[917].

Вот примеры действия личного религиозного опыта на богословие о. Сергия.

Учение о вере сосредоточено Булгаковым в книге «Свет невечерний» (1917), где он развил свою «критику религиозного опыта», т. е. гносеологию веры. Вера – это религиозный опыт опознания Божества, это «орган трансцендентного». Вера не есть субъективное верование вкуса и прихоти. Вера «столь же объективна, как и познание».

Булгаков имел дар любви. 13 февраля 1925 года он записал в своем «Дневнике духовном»: «Господи, благодарю Тебя за любовь. Нет ничего выше любви, блаженнее любви и прекраснее. Ты даешь мне любить и быть любимым, мне, жестоковыйному, недостойному, черствому. Ты благодатию Твоею воспламеняшь во мне любовь так, что кипит сердце мое и сгорает утроба моя. Ты даешь мне себя возненавидеть и ближнего моего возлюбить благодатию Твоею, причащением Тела и Крови Твоей»[918]. Этим духовным опытом пронизано все, что писал Булгаков о любви.

Для о. Сергия догмат есть «формула, выраженная в понятиях, логическая транскрипция того, что дано в религиозном опыте»[919]. «Догматическое учение Церкви становится жизнью только в личном переживании каждого, ибо догмат есть не отвлеченная формула вероучения, но главным образом факт внутренней мистической жизни; без нее он мертв. Однако этот личный религиозный опыт невозможен без свободы мысли и духа. <…> Конечно, наша свобода ограничена и определена при этом существующими догматами; но догматы эти являются не законами, но выражением нашей мистической жизни в Церкви»[920].

О. Сергий считал, что аксиома «тварности мира» нашептана человеку «чудесным голосом»: «И в сердце человека слышится тот же неумолчный шепот: ты не в себе имеешь корень своего бытия, – ты сотворен». «Голос мира» шепчет: «мир не сотворен, он в себе самом имеет основу, есть свое собственное создание»[921]. Вера приемлет или отвергает эти исходные положения.

Ангелология о. Сергия родилась из личного видения ангелов и бесов при отпевании сына Ивашечки в 1909 г.[922]

О. Сергий считал себя «причтенным к лику служителя Софии Премудрости Божией преп. Сергия» потому, что он «получил имя, был крещен и духовно рожден в Софийном храме»: «Я не знал, что все мои вдохновения, которым в будущем суждено было развиться в целую систему, в корне своем были внесены в душу Промыслом Божиим в этом умильном храме. Только теперь, в старости, я постигаю этот дар Божий»[923]. Этот храм в г. Ливны называли Сергиевским. Хотя главная часть его была с престолом Успения Богоматери. Эта главная часть была пристроена к древней церкви преп. Сергия. Успение Пресвятой Богородицы празднуется 15 (28) августа. В этот же день праздник иконы Софии, Премудрости Божией (Новгородской). Храмы Успения Богородицы Булгаков считал Софийными храмами[924]. Так у Булгакова связались Успение Богородицы, София, Премудрость Божия и преп. Сергий. Он писал о Господе: «Он облек меня, недостойного, призванием славить Премудрость Божию, Софию, и воздвигнуть Ей алтарь в сердце и в мысли. Господь дал мне дружбу и вдохновение на этом пути моем, вливающие в меня новые силы. И облеченный этим служением, стою я пред престолом Премудрости Божией»[925].

Первая встреча с Софией произошла около 1895 г., когда Булгакову шел 24-й год, когда он был «в тисках, в плену у “научности”, этого вороньего пугала, поставленного для интеллигентской черни, полуобразованной толпы, для дураков!»[926]. В горах Кавказа что-то «звучало и пело, сплетаясь в торжественном, дивном хорале. Передо мной горел первый день мироздания. Все было так ясно, все стало примиренным, исполненным звенящей радости. Сердце готово было разорваться от блаженства. Нет жизни и смерти, есть одно вечное, неподвижное днесь. <…> Но не было слов, не было Имени, не было “Христос воскресе”, воспетого миру и горным высям. Царило безмерное и властное Оно, и это “Оно” фактом бытия своего, откровением своим, испепеляло в этот миг все преграды, все карточные домики моей “научности”. И не умер в душе этот миг свидания, этот апокалипсис, брачный пир, первая встреча с Софией»[927]. То, что говорили Булгакову горы, он узнал «в робком и тихом девичьем взоре» своей невесты Елены Токмаковой. Личный духовный опыт привел о. Сергия к Софии.

София предостерегала о. Сергия от ложных путей. Посредством Софии о. Сергий преодолел «духовный блуд» представлений о Софии Вл. Соловьева – Анны Шмидт. Преодолел он и свое «кокетство» с Софией в «Свете Невечернем»[928]. 25 октября (7 ноября) 1923 г. уже в Пражском дневнике о. Сергий описал, как св. София спасала его от папизма: «Но София стоит как солнце на небе церковном, разгоняя мглу и туман, и спасает меня своими лучами и свободой от… папизма, к<ото>рый в этих лучах кажется испорченной, прозаичной ненужностью, вроде пугала. Все дальше и дальше отходит от меня папизм»[929]. Через несколько дней следует запись: «У меня сейчас – вполне неожиданно, но властно и закономерно – в душе стоит как антитеза: София или папство, горизонталь или вертикаль? Для меня ясно, что церковь – София не склонится под папу, а потерявшая это чувство становится папской неизбежностью, или же протестантско-идеалистической»[930]. Отношения о. Сергия и Софии были весьма личностными. 9 (22) января 1923 г. Булгаков записал в своем Константинопольском дневнике по поводу своих размышлений о Софии: «…вот что говорила мне св. София»[931].

Как относиться к личному духовному опыту в постижении догматов вообще? И как отнестись к личному духовному опыту в постижении догматов о. Сергия? И не только догматов. Как отнестись к личному духовному опыту о. Сергия, претендующему быть основанием его богословствования? Возможен ли личный духовный опыт? Личный духовный опыт многообразно описан в св. Писании, св. Предании, в писаниях отцов Церкви в многочисленных свидетельствах. Описан и личный духовный опыт в постижении догматов. Существуют ли в Церкви запреты иметь личный духовный