Основная масса рабов благоразумно решила не испытывать судьбу. Дождавшись, пока мстительный пыл мужиков иссякнет, уланы стали мягко, уговорами вытеснять толпу за город. Там был развернут временный лагерь, где людей осматривали несколько лекарей, кому надо оказывали медицинскую помощь. Завтра бывших рабов зарегистрируют, сформируют команды, снабдят лошадьми и продовольствием. А потом мы прикроем их переход в Грозный. Среди освобожденных оказались не только наши соотечественники. Много поляков, сербов, болгар, армян. Почти нет стариков и детей. Зато больше половины – молодые женщины. Хватает там и крепких мужчин, горящих желанием схлестнуться с врагом.

Император Дмитрий распорядился в кратчайшие сроки отправлять освобожденных к местам их жительства. Проезд и пропитание оплачивала казна. Но мы решили до поры оставлять всех у себя – слишком опасно было перевозить их в центральные районы России. А здоровых молодых мужчин мы решили зачислять «добровольцами» в армию.

Но несколько десятков рабов, распаленных убийствами, продолжали бесчинствовать. Я не раздумывая отдал приказ стрелять. Мародеры были схвачены и расстреляны на месте. Вместе с темнотой в Бахчисарай пришла тишина.

Я распорядился развернуть бивак и созвал командиров на разбор полетов. Через час, разместив войска и организовав конвоирование пленных татар, офицеры собрались у моего костра. Я с радостью заметил, что потерь среди комсостава нет. Офицеры стали по старшинству рапортовать о перипетиях прошедшего сражения. Сработали отлично! Потери среди улан составили тридцать семь человек убитыми и восемьдесят шесть ранеными. Убитых и раненых в три приема вывезли на «Филине», на нем же подвезли боеприпасов.

А татары, по самым предварительным подсчетам, потеряли около восьми тысяч человек. Количество пленных пока не поддавалось исчислению. Все офицеры единодушно признали, что боевые отряды подпольщиков оказали им самую мощную поддержку. Их участие позволило уланам, не путаясь в лабиринте узких улиц, кратчайшими путями выходить на нужные позиции. Да и в рукопашном бою разъяренные мужики проявили себя великолепно. Я приказал вестовым немедленно разыскать командиров подполья, чтобы лично поблагодарить их за помощь.

Пробуждение оказалось не из легких. Меня кто-то настойчиво тряс за плечо. Спросонок, еще толком не разлепив глаза, я пообещал будившему, что разобью ему в кровь всю морду, если он не перестанет меня взбалтывать. В ответ мне бесцеремонно плеснули в лицо водой из фляги. Я проснулся окончательно. Надо мной стоял сотник Соколов.

– Беда, командир! – покусывая губы от волнения, сказал Максим. – Только что пришли данные от авиаразведки. С севера идет орда. По предварительным прикидкам, от двадцати до тридцати тысяч человек! Они уже в половине дневного перехода от перешейков.

– Значит, Корбан-Гирей как-то узнал о гибели отца и штурме Бахчисарая! И решил вернуться и покарать обидчиков! – сказал я, отбирая у сотника флягу и выливая из нее остатки воды себе на голову. – Труби сбор! Всем офицерам собраться у меня через пять минут!

Соколов пулей выскочил из палатки. Через несколько секунд снаружи донеслись слова команд и трели командирских свистков. Я, покряхтывая от боли в неотдохнувших мышцах, натянул китель и легкие уланские доспехи. Мы уже три дня шли по Крыму, стараясь делать переходы подлиннее, что при наличии нескольких тысяч гражданских и обоза с трофейным имуществом и продовольствием было чрезвычайно тяжело. Приходилось охранять, снабжать, лечить, да и просто подгонять бывших рабов. Я выматывался, как лошадь. Хорошо хоть освобожденные знали, что грозит им в случае, если мы не успеем быстро добраться до Перекопского залива, и торопились, как только могли, делая в день по тридцать-сорок километров. Выручал турболет, который, выполняя в сутки до двадцати рейсов, вывозил в Грозный женщин, детей, слабых и заболевших.

Но до спасительного брода оставалось двадцать километров. Да и за ним, до самого Грозного, – на полтораста километров голая степь.

– Всем понятна серьезность угрозы, господа? – обратился я к собравшимся офицерам. – У нас в строю осталось девятьсот человек. Еще три-четыре тысячи могут выставить бывшие рабы. Силы явно неравны! А ведь нам нужно прикрыть пятнадцать тысяч освобожденных. Какие будут предложения? Начнем с самого младшего – подхорунжий Воробьев, говори!

– Выйти навстречу и атаковать! – воскликнул безусый подхорунжий, бросив руку на эфес сабли. Еще несколько молодых офицеров, командиров эскадронов, сказали, лязгая оружием, что согласны с Воробьевым.

– Орлы, орлы! – усмехнувшись, сказал я, похлопывая ребят по плечам. – Что скажет бог войны?

– Нужно занять глухую оборону и вызвать подкрепление! – высказался рослый сотник, командир эскадрона тяжелого оружия. – Боеприпасы и продовольствие нам закинут по воздуху.

Его подчиненные, командиры пулеметных взводов, покивали головами, соглашаясь со старшим. Правильно, основательные пулеметчики и должны были предпочесть позиционный вариант. Я выжидательно посмотрел на двоих оставшихся – Соколова и Торопца. Они переглянулись.

– Надо вставать в оборону и вызывать поддержку с воздуха, – сказал Максим. Торопец кивнул.

– Интересная идея! – ответил я. – Так как все высказались, перехожу ко второй части совещания. Отвечаю всем по порядку. Атаковать многотысячную орду – предложение смелое, но безрассудное до глупости! На сколько бы мы их ни превосходили качественно, но численное преимущество есть численное преимущество. Мы будем растерзаны в считаные минуты!

– А мне рассказывали, что в прошлом году под Москвой вы разбили такую же по численности орду! – смущенный моей суровой отповедью, сказал Воробьев.

– Так и войск у меня было почти тридцать тысяч, да и пушек полсотни! – ответил я. – Продолжим… Сесть в оборону – дело хорошее, но вы забыли, что сейчас все войска, способные прийти нам на помощь, – в тысяче километров к северу отсюда! Оставшаяся в Грозном пара тысяч человек нам не поможет. Укрепления города оголять нельзя! Да и занимать глухую оборону именно здесь не очень удобно. Допустим, что боеприпасы и продовольствие нам смогут забрасывать по воздуху. Но здесь нет воды! А турболетом ее много не натаскаешь! И если для питья ее хватит, то для гигиенических процедур – нет! А у нас пятнадцать тысяч гражданских. Начнутся болезни… А они могут быть пострашнее огня противника! Вопросы есть?

– Никак нет! – понуро ответили сраженные моими доводами офицеры.

– Тогда слушайте приказ! – начал я, внимательно глядя на подчиненных. – Мы выступаем немедленно! Перейти вброд залив нужно уже сегодня. На той стороне выстроим наличные силы коробочкой, с беженцами внутри. И будем пробиваться к Днепру! Из Грозного я вызову несколько сотен человек – пусть построят укрепленный лагерь на его берегу. Вот там мы в оборону и сядем, пока освобожденные будут переправляться на правый берег. Всем все ясно? – офицеры кивнули. – Тогда по местам!

…Орда настигла нас в полусотне километров от Днепра. Поняв, что из Крыма мы ушли, Корбан-Гирей двинулся наперерез. А я уж надеялся, что если нашу колонну не прищучили в течение трех дней после форсирования Перекопского залива, то, может быть, обойдется…