Этот эпитет поразил Жасент, которая пять лет назад столько сил положила на то, чтобы узнать правду о гибели Эммы и разыскать Анатали. «А теперь мне приходится сражаться с запретной любовью, которая связывает Лорика и Сидони. У меня новая цель – удерживать их на расстоянии друг от друга, чтобы они не совершили ужасной ошибки», – думала она.

– Я предпочла бы нарисованный вами образ ангела справедливости другому – фатальной красотки, каких будет много на балу, – пошутила Жасент уже с некоторым облегчением. – О! Впереди показалась колокольня Сен-Прима! Автомобиль у вас быстрее, чем старенький «форд» моего брата или грузовичок, который берет на работе Пьер. Валланс, не обижайтесь, но я прошу вас высадить меня у вокзала. До дома я дойду пешком!

Он кивнул, но не сдержал улыбки.

– Опасаетесь сплетен?

– Немного. Ваш автомобиль, такой новый и яркий, привлекает всеобщее внимание.

Валланс затормозил у самой платформы. Внезапно став серьезным, он со странным выражением заглянул Жасент в глаза.

– Для меня вы всегда будете самой красивой, – проговорил он. – И это не мешает мне всем сердцем любить Дэбби!

И раньше, чем Жасент успела понять, что происходит, Валланс поцеловал ее в губы – так стремительно, что она на мгновение усомнилась в том, не снится ли ей все это.

– До свидания, Жасент! Я уже сейчас прощаю вас, если в день моей свадьбы вы решите остаться дома, в этой чудесной деревне!

С этими словами Валланс вышел и обогнул авто, чтобы открыть перед ней дверцу. Жасент приняла его протянутую руку, все еще под впечатлением от его дерзости и нежных признаний.

– Передавайте привет супругу, – тихо добавил Валланс.

– Может, и передам, – ответила молодая женщина. – Если осмелюсь рассказать ему в подробностях об этой поездке и о том, как вы себя вели. Спасибо, Валланс! Желаю вам с Дэбби счастья.

И она удалилась уверенной походкой, в туфлях на высоких каблучках. Ветер с озера развевал ее длинную юбку. Какое-то время Валланс смотрел ей вслед, потом сел за руль и коротко, с сожалением вздохнул.

В комнате Анатали в тот же день, вечером

Было десять часов. Анатали послушно улеглась в кровать и натянула одеяло до подбородка. Свет уличных фонарей рассеивал темноту в ее спальне, проникая сквозь белые льняные занавески, поэтому при желании девочка могла рассматривать потолок или картинку на ближней стене. Жасент вырезала из журнала разноцветный рисунок: на зеленом фоне – скачущие галопом лошади, а Пьер вставил его в деревянную рамку.

– Томми! – позвала Анатали еле слышно. – Иди ко мне, мой хороший!

Пес, который до сих пор лежал на половичке, тотчас же запрыгнул на кровать, быстро виляя хвостом.

– Побудь тут. Сегодня мне страшно! Страшно, что опять придет она – моя мать. И у меня не хватит смелости поговорить с ней, хотя Матильда и сказала, что мне следует это сделать.

Четвероногому другу пришлось выслушать множество доверительных рассказов с тех пор, как ему позволили ночевать в комнате Анатали. Обычно он клал голову ей на грудь, а девочка гладила его, ожидая момента, когда песик вдруг зарычит и шерстка у него на загривке встанет дыбом. Поначалу из соображений гигиены Жасент не хотела пускать собаку в спальню к ребенку, но Пьер переубедил ее.

– Анатали плохо спит, она очень чувствительная девочка. С Томми ей будет спокойнее, она будет не одна. Если бы мне в детстве позволили иметь собаку и разрешили бы ей спать возле моей кровати, я был бы в восторге!

Эти аргументы возымели силу, и уже два с лишним года Томми делил со своей маленькой хозяйкой комнату и все ее ночные кошмары. Единственное, на чем настояла Жасент – это чтобы Калеб спал в соседней комнате, благо места в доме хватало.

– Малыш спит спокойно, не то что я… Нельзя, чтобы Томми разбудил его вечером или утром своими шалостями.

И все же Анатали сожалела о том, что у них с Калебом разные спальни. Она не раз приходила к заключению, что присутствие маленького мальчика отпугивает невидимую гостью, которая так ее страшила. Вот и сегодня вечером Анатали не спалось и она внимательно наблюдала за поведением собаки, не забывая поглядывать в темноту между платяным шкафом и стеной – в тот самый угол, где стоял старый круглый столик на одной ножке, прежде принадлежавший ее прадеду Фердинанду Лавиолетту.

«Знать бы, там ли она… Пока я ничего не вижу и Томми лежит спокойно, буду молчать. Не стану говорить с матерью!» – пообещала себе девочка.

Успокоившись, Анатали закрыла глаза, вцепившись обеими руками в ошейник собаки. Примерно с час ее одолевала дремота, однако девочка часто вздрагивала и просыпалась. И вот, как только она начала засыпать, Томми заскулил. Как это часто бывало, песик залез под одеяло, чтобы покрепче прижаться к хозяйке, которая, пару раз моргнув, в испуге, с бьющимся сердцем села на кровати. Прозрачная голубоватая фигура возникла на своем излюбленном месте, перед шкафом.

Каждый раз, когда появлялся призрак, Анатали цепенела от ужаса, словно мышка перед змеей. То обливаясь пóтом, то холодея, она дрожала – так ей было страшно. Пришлось собрать всю свою смелость, чтобы открыть рот и произнести слово, которое она прежде не решалась вымолвить:

– Мама? Мама, это ты? Пожалуйста, послушай, что я скажу. Обычно, когда речь заходит о тебе, я говорю «моя мать», но «мама» звучит ласковей. Может, тебе это будет приятно? Не знаю, слышишь ли ты меня. Хорошо, если слышишь, потому что я хочу кое-что тебе рассказать. Может, ты грустишь из-за того, что умерла, когда я была еще совсем маленькой, или же у тебя есть другие причины горевать. Только знаешь, я думаю, тебе следует оставить меня в покое, потому что помочь тебе я ничем не могу. И я тебя боюсь – так, что вечером мне страшно ложиться спать. Мои дедушка с бабушкой тоже умерли, но они не приходят и не докучают мне…

Анатали умолкла, уже сожалея о том, что употребила слово «докучают», которое не одобряла Жасент. «Милая, следует говорить „не дают покоя“!» – поправляла она племянницу.

Песик все еще мелко дрожал и тихонько поскуливал.

– Прости, зря я сказала, что ты не даешь мне покоя – это не так. Я просто тебя боюсь. И Томми, как видишь, тоже. Ты ведь знаешь, что это дедушка Шамплен подарил его тете Жасент и дяде Пьеру в день их свадьбы. Говорят, это была твоя идея. Выходит, ты была добрая, если я все правильно поняла…

Анатали уже готова была поделиться с призраком матери всеми своими тайными мыслями. Эмма перестала быть для нее угрозой, теперь это была скорее таинственная аудитория, воплотившаяся в одном призрачном существе с расплывчатыми очертаниями, которое, казалось, вздрагивало, стоило Анатали заговорить.

– Мне бы очень хотелось иметь маму, ну, чтобы ты была моей настоящей мамой… Я видела тебя на фотографиях. Ты была красивая, даже очень! Скажи, а ты радуешься, когда я приношу цветы на твою могилу? Конечно, да! Мари, моя подружка, говорит, что мамы обожают получать букеты. И, может, тебе будет приятно узнать, что я старательно учусь в школе, получаю хорошие оценки. Учительница вчера меня хвалила!