– Ты все-таки приехала! – изумленно воскликнула младшая сестра.

– Ты хотела меня видеть, и вот я здесь! Здравствуй, Сидо!

– Здравствуй! Нет, я действительно поражена! Ты – в Робервале, и такая нарядная! Я думала, что ты приедешь не раньше чем через неделю.

Без лишних слов Сидони заперла дверь на ключ и опустила льняную занавеску.

– Закроемся ненадолго… Давай поднимемся наверх и выпьем чаю! Подожди минутку, я предупрежу швею.

Жасент молча кивнула, удивляясь деловитости сестры. За еще одной стеклянной дверью с такой же занавеской произошел короткий диалог, и Сидони вернулась в зал.

– Наверху нам будет спокойнее. Я дала Маргарите все необходимые распоряжения.

– Маргарита – это та рыжеволосая девушка, которую я только что видела?

– Да. Она, конечно, не очень умна, зато пальчики у нее как у феи. Идем!

Сестры в очередной раз оказались тет-а-тет в маленькой кухне, стены которой были выкрашены в цвет слоновой кости. Алюминиевые кухонные принадлежности блестели, стол был застелен безукоризненно чистой скатертью, на полу не было ни соринки.

– Будешь китайский чай? – спросила Сидони. – У себя ты всегда подаешь цейлонский, но, на мой вкус, он крепковат.

– Знаешь, Сидо, я ведь приехала поговорить, раз вечером после крестин нам это не удалось, – не без смущения начала Жасент.

Тронутая искренней тревогой, которая читалась в прекрасных бирюзовых глазах сестры, Сидони задумалась. «Надеюсь, Лорик не проговорился о моих планах. Что может так ее беспокоить? Я ведь приняла правильное решение…»

– О чем речь? Судя по твоему виду, случилось что-то серьезное. Ты же не собираешься снова досаждать мне глупыми россказнями Доры или вспоминать о том, как повел себя Лорик?

– Вовсе нет! Я узнала, кто отец Анатали – вернее, кто был ее отцом. Хотя официальных доказательств этого мы уже никогда не получим.

Сидони и бровью не повела. Она поставила воду закипать, приготовила чашки и чайник – у нее было время справиться с эмоциями.

– Я тебя слушаю!

Жасент подробно рассказала о случайной встрече Анатали и Пакома на дороге у озера, не забыв упомянуть о подозрениях Лорика и о своем разговоре с Матильдой. Потом – о том, что рассказала, а вернее, в чем призналась ей Артемиза. Когда Жасент умолкла, ее сестра тяжело вздохнула.

– Боже мой, кто бы мог подумать! Поль Тибо, племянник Жактанса! Я помню его. Симпатичный парень. Но в то лето, когда я несколько раз его встречала, он показался мне нервным и чересчур впечатлительным. Господи, как это ужасно! Я должна была догадаться, что они с Эммой встречаются! Как ловко они все скрывали… Обвели вокруг пальца две семьи и в первую очередь – меня!

– Не упрекай себя, Сидо. Эмме ничего не стоило обмануть родню.

– Зря Матильда и Артемиза так долго молчали! – возмутилась Сидони. – Мы имели право обо всем знать! Допускаю, услышать правду было бы нелегко и через несколько недель после смерти Эммы, но неделей раньше или позже… Наша соседка старательно хранила тайну, а ведь она такая балаболка! Как ей, наверное, трудно было держать язык за зубами!

– Поставь себя на место Артемизы. Если бы Жактанс узнал о том, какую роль сыграла в этой истории Эмма, да и его собственная супруга тоже, у него появились бы серьезные причины для гнева. Я уже не говорю о родителях Поля. С тех пор как я услышала рассказ мадам Тибо, я хочу узнать твое мнение по одному вопросу. Я думаю, что родственники Тибо, те, которые живут в Дольбо, должны узнать о том, что у них есть внучка, ведь они с Анатали кровные родственники. Матильда же считает, что это необязательно. Выяснив, что об этом думаете ты и Лорик, которому я пока что ничего не говорила, я решу, как лучше поступить.

Было ясно, что Сидони колеблется. Она заварила чай, закурила сигарету. У нее было ощущение, будто это все ее не касается – по причине отъезда, который обещал ей новую жизнь и полнейший разрыв с родными.

– Племянницу растишь ты, Жасент, – ответила она наконец, – потому тебе и решать. Расспроси хорошенько Артемизу о семье ее деверя и не спеши что-либо предпринимать. Если родственники со стороны отца не захотят знать Анатали, девочка, услышав об этом, будет страдать.

– То есть, иными словами, ты советуешь мне подождать.

– Да, это будет разумно, – грустно произнесла Сидони. – И обязательно держи меня в курсе, хотя бы пиши иногда, потому что ни на ферму, ни в родную деревню я больше не приеду.

– Конечно, Сидо! И все-таки я верю, что ты не сможешь без нас обойтись.

Эта реплика отозвалась болью в сердце молодой модистки. В ее глазах блеснули слезы, которые она поспешила сердито смахнуть пальцем.

– Видишь, ты даже расплакалась, – произнесла Жасент, беря сестру за руку. – Ты несчастлива, Сидони. И не будешь счастлива, пока не кончится эта мука. Нелегко чувствовать, что ты не такая, как другие женщины. Мне очень жаль… Скажи, ты ведь не собираешься покончить с собой? У меня складывается впечатление, что ты хочешь нас покинуть. Боже мой, когда умерла Эмма, я думала, что горе никогда не кончится. А ты? Ты же меня не бросишь?

Сидони посмотрела на сестру с величайшим изумлением.

– Покончить с собой? Жасент, и это спрашиваешь ты, человек, который хорошо меня знает! Я никогда этого не сделаю. Я обожаю свою работу. В том, что касается чувств, я не получаю всего, чего хотела бы, но если бы только я могла полюбить Журдена, как ты любишь своего мужа, моя жизнь стала бы раем!

Она порывисто встала и обняла старшую сестру.

– Ничего не бойся, Жасент. Работы у меня – до августа, и постоянно поступают новые заказы: все дамы и девушки в Робервале желают выглядеть ослепительно на свадьбе Валланса Ганье. Мне придется ночевать над магазином, а вернее – работать и по ночам. Зато мама гордилась бы мной, верно? В издании Le Colon на следующей неделе вый-дет статья, посвященная мадам Прово, молодой и очень талантливой модистке. Возвращайся домой, к детям и Пьеру! Жду тебя во вторник через две недели. Я сколю твое платье булавками и посмотрю, не нужно ли что-нибудь изменить.

– Мое платье? Но я пока что не решила, пойду на свадьбу или нет. Я даже приглашения не получила!

– Ты – в числе приглашенных и обязательно придешь! Мы будем танцевать летней ночью, – мы, восхитительные сестры Клутье, – на площадке под сверкающими люстрами!

Веселость Сидони оказалась заразительной.

– Ты невероятная выдумщица, Сидо! – воскликнула Жасент, поглаживая ее по щеке. – Господи, ну что у меня за родственники!

* * *

Через час Жасент уже спешила к робервальскому вокзалу. На душе у нее стало спокойнее. Мужчины оборачивались ей вслед, но молодая женщина не обращала на это ни малейшего внимания. Она привыкла слышать комплименты в свой адрес, а Пьер неутомимо превозносил совершенство ее форм и тонкую красоту лица, и это было приятно, однако совсем не важно для нее. Больше всего Жасент волновали мир в семье и безоблачное существование детей, которых доверила ей судьба. «Я позабочусь о них обо всех», – обещала она себе.