Автомат поставил передо мной тарелку с вкусно пахнущимбифштексом, а Жанне — разрезанную на мелкие ломтики рыбу с гарниром в видеразваренной картошки.

— Вегетарианка? — полюбопытствовал я.

— Борюсь с весом, — объяснила она с усмешкой.

— Не проще ли операцию на желудке? — спросиля. — Теперь это делают уже в косметических салонах.

Она отмахнулась:

— Пока такой проблемы вообще не было. В самое последнеевремя начала замечать, что набираю лишнее, вот и пробую сперва так… А ты ужесделал?

Я помотал головой:

— Жру все подряд, но еще и не хватает…

— Много работы?

— Да.

— Счастливый, — сказала она. — Я тоже совсемнедавно поесть не успевала… Потом всем нам выплатили зарплату за год вперед ипосоветовали переквалифицироваться. Наша профессия исчезла, как испециальность.

Я пробормотал с набитым ртом:

— Что делать, технический прогресс резко ускорился.Человеку приходится менять работу восемь-десять раз, а повышать квалификацию —не меньше двенадцати.

— А ты? — спросила она.

— Каждый день повышаю, — ответил я. — Иуспеваю всего лишь стоять на месте!

Автомат выхватил из-под ее рук опустевшую тарелку изаботливо придвинул ближе кофейную чашку.

— SOW? — спросил он.

— Strong, — ответила она.

В чашку полилась темно-коричневая струйка, распространяябодрящий аромат.

— BOS?

— С сахаром, — ответила она.

Огромные массы людей, мелькнула мысль, прежде всего с низкойквалификацией, каждый день теряют работу, так как ее проще передоверитьмашинам. И этот процесс будет все ускоряться, пока машинам не передоверим все,кроме изобретательства и творчества. Потому, чтобы не было бунтов и всеобщегонедовольства, таких людей всячески стараются чем-то занять, начиная от«трахайтесь чаще!» и до социальных программ и социальных работ, когда ходишь накакую-то работу и что-то делаешь при занятости два часа в день, за чтополучаешь вполне приличную зарплату.

И все-таки у людей копится недовольство, хотя ихзакармливают развлечениями, доступным и разнообразным сексом.

…Потом мы лежали рядом, уже не касаясь друг друга.Совокупление прошло спокойно и без сюрпризов. Странное ощущение, что и ей этойкоитус на хрен не нужен, хотя вообще-то и оргазм был, и стоны, но гораздоважнее, что лежим вот сейчас, два близких человека, беседуем на любые темы,чувствуя отклик и понимание.

Вязка хороша прежде всего тем, что разом убирает оставшиесябарьеры, после нее наступает полная откровенность… ну, насколько возможна вмире, где еще не читают мысли.

— Я даже сама не знаю, — сказала она, — чегохочу. У меня муж, любовник, время от времени случается всякое с коллегами… Но яне скажу, что мне нравится совокупляться. У меня есть подруги, что вечерамиидут в клуб анонимного секса, но я лишь раз с ними сходила…

— И что?

Она пожала плечами.

— Не могу сказать, — произнесла она сусмешкой, — что там что-то особенное. Тот же секс, только с незнакомыми. Стех пор как это вышло из подполья, так сразу и перестало быть интересным… Покрайней мере, для меня. Все чаще посещает странное ощущение, что ищу в сексевовсе не секса.

Я засмеялся:

— Да, странное ощущение. В сексе не секса?

Она улыбнулась:

— Да мне тоже непонятно. Была бы девочкой из деревни,что хочет навязаться в любовницы или жены богатому мужичку из города, еще быпонятно… Но у меня прекрасная квартира, дорогая машина, загородный дом,неплохое пособие, которое может длиться до конца дней… Что еще надо?

— Если не секса, — уточнил я.

— Если не секса, — как эхо повторила она. —Но не могу сидеть в четырех стенах, если муж задерживается… да ладно, если улюбовницы.

— Месть?

Она покачала головой:

— Сперва я тоже так думала. У нас с мужем прекрасныеровные отношения, из-за таких пустяков не только не расстанемся, но даже непоругаемся. Пусть сейчас лежит с кем-то, если ему там хорошо. А у меня какое-тосмутное желание чего-то еще…

— Но не секса?

— Верно, — сказала она. — У тебя такое тожебывает?

Я хотел отрицательно покачать головой, но вместо этого пожалплечами:

— Может быть. Правда, у меня все силы высасываетработа, а так… наверное, я бы тоже искал чего-то помимо секса. Секс на каждомуглу, это в прошлые века был дорогим товаром, а сейчас дешевле нет ничего насвете. Может быть, нам грустно, что именно секс и потеряли? Секс ведь ценен некак секс, а что-то в нем было еще? А теперь нет?

Она повернулась в мою сторону и легла щекой мне на ладонь,милое лицо оставалось спокойным и грустным.

— Может быть. Я не знаю, что потеряли. Я толькочувствую потерю.

Длинные ресницы легонько поскребли мне кожу.

Несмотря на крепкий кофе и две таблетки алертека-2, все-такизадремал за рулем на скорости в сто восемьдесят. В автомобиле вообще это легко:удобное сиденье, приятная музыка, постоянное покачивание…

Как провалился в глубокий сон, и сам не заметил. Совсемнедавно, засыпая вот так, водитель в лучшем случае вылетал на обочину, а тамлибо со смачным хряском врезался в столб, либо кувыркался в канаве. В худшем —таранил встречных, увеличивая, сволочь, число убитых и раненых. Так погибалисотни тысяч сильных и здоровых людей, а в последние годы перед введениемДомкомпов счет по планете шел на миллионы.

Я проснулся, когда автомобиль, преодолев расстояние отзагородного дома до центра Москвы, несся на большой скорости по узким улочкам,построенным еще при боярах. Рядом в сантиметре проскакивают другие скоростныеболиды, наконец безукоризненно точно влетел в узкую щель на парковке.

Все автомобили общаются по сети, эти трусы так себя берегут,что нигде не позволяют разогнаться больше разрешенной скорости, постояннопереговариваются с идущими рядом, наверное, сплетничают о хозяевах, что ужепревратились в простых пассажиров.

Правда, теперь даже по узким улицам можно промчаться соскоростью в сто пятьдесят километров в час, эти трусы никогда не столкнутся,даже не поцарапают себе крылья, а на трассах можно выжимать все, на чтоспособен мотор. Хотя эти сволочные системы сами определяют, насколькооправданна большая скорость, и если не опаздываешь, то выбирают оптимальную, тоесть чтобы и бензин не расходовать слишком уж, и покрышки не тереть зазря.