словно зубы заныли, и порадовалась, что все остальное время часы молчат, замерев вместе со временем. Когда отвратительный звук стих, у стола возникла Аня – совершенно беззвучно и незаметно, словно всегда там стояла.

На ней все еще было пальто в кровавых пятнах, а с кончика косы по-прежнему текла темная вода. Она медленно повернула голову в сторону притихшей Марьи, растянула губы в подобии улыбки. Глаза ее так и остались закрытыми.

– Госпожа моя! – торжественно воскликнул Альберт, вскочив и обогнув стол, чтобы выдвинуть Ане стул с высокой спинкой. – Я рад, что вы почтили нас своим присутствием!

Она едва заметно кивнула ему, усаживаясь, и приказчик принялся сам наполнять ее тарелку самыми аппетитными блюдами, не дожидаясь слуг. Марья следила за его подобострастными ужимками с некоторой долей брезгливости, не понимая такого пиетета. Кажется, Альберт боялся ее сестры или – что гораздо вернее – того, что в ней поселилось.

На мгновение отведя от нее взгляд, Марья заметила, что Финист пристально смотрит на нее, даже не обратив внимания на Аню. Марья вопросительно вскинула брови, но Финист только прикрыл глаза и качнул бокалом в руке.

Аня так и не прикоснулась к еде.

– Как ты себя чувствуешь?

Вопрос застал Марью врасплох, и она поперхнулась. Аня терпеливо ждала, когда Марья закончит кашлять.

– Все нормально. – Марья подальше отставила высокий стакан с водой, по которому тянулся золотой узор из змей. – Ребра уже почти не болят. Когда ты меня выпустишь отсюда?

– Никогда.

– Что?! – Марья вскочила и тут же охнула, когда в глазах снова потемнело от резкого движения. – Ты же не собираешься меня тут до смерти взаперти держать?

– Здесь ты в безопасности.

Ровный безжизненный голос, которому едва слышно вторило гулкое жуткое многоголосье, отрезвил лучше пощечины.

– В гробу тоже безопасно – потому что это финальная остановка, – проворчала Марья, снова усаживаясь и ерзая на стуле. – Что сразу в склепе не замуровала?

Аня ничего не ответила, и Марья беспомощно оглянулась на Финиста, но тот с безучастным видом смотрел в окно, подперев голову кулаком. Марья облизнула губы и попробовала еще раз:

– Честное слово, я больше не буду лезть в сомнительные авантюры. Ты можешь вернуть меня обратно. Я даже готова восстановиться в университете! Или остаться дома рядом с тобой… Тебя ведь все устраивало, пока я не приехала, верно?

Аня слегка нахмурилась, тонкая морщинка легла между бровями.

– Я ошибалась. Ваш мир не может быть безопасным для тебя. А ты должна быть в безопасности.

– Но остальные же как-то живут? – Марья беспомощно взмахнула рукой, не понимая логики сестры. Аня не ответила. Марья раздосадованно выдохнула: – Да я скорее здесь со скуки умру! Даже в тюрьме есть надежда выбраться!

Финист на мгновение повернулся к Марье и одними губами беззвучно шепнул: «Доигралась!» На безучастном лице Ани наконец мелькнула обеспокоенность, она резко повернула голову к Марье и несколько секунд сидела неподвижно.

– Это преувеличение? – не очень уверенно уточнила она. – Люди не умирают от скуки. Но если ты хочешь, я велю развлекать тебя…

– Ага, как Несмеяну. – Марья откинулась на спинку стула. Она поняла, что спорить с этим существом бесполезно – его логика была дикой, бескомпромиссной и нечеловеческой. Даже сошедший с ума искусственный интеллект обладал большей эмпатией, чем это создание.

Финист лениво потянулся:

– Я так понимаю, мне можно и не спрашивать, выпустишь меня ты или нет. И тебя не убедит даже то, что я большой мальчик и способен сам о себе позаботиться и что именно благодаря мне выжила Соколица, телом которой ты так любезно… воспользовалась.

– Ты все правильно понимаешь.

От ровных, все время одинаковых интонаций Ани хотелось плакать. Чем больше она говорила, тем меньше Марья верила, что перед ней сестра, пусть и заколдованная. Она видела только мертвеца или навью тварь, неумело заигравшуюся в человека. Судорожно вздохнув, Марья выпалила:

– Почему ты не открываешь глаза?

– Тебя однажды напугал мой взгляд. Я не хочу, чтобы ты снова боялась.

Марья закатила глаза:

– А того, что ты засунула меня сюда, где время идет, только когда ты появляешься, видимо, недостаточно, чтоб я тебя боялась? Можешь открыть глаза – мне так будет даже проще. Не хочу даже в мыслях тебя путать с сестрой. И что ты вообще такое?!

Губы Ани дрогнули, и улыбка на этот раз вышла почти живой. Финист оживился, скрипнули по паркету ножки его стула, когда он придвинулся ближе к Ане.

– Раз ты так желаешь. – Она медленно подняла веки, и из-под них снова плеснула абсолютная и холодная тьма, в которой ярко горели кровавым тонкие вертикальные зрачки. – Можешь называть меня Змея.

Марья медленно кивнула, жадно разглядывая чужие глаза на родном лице. Теперь, когда она точно знала, что это не Аня, ей стало легче.

– Хорошо, Змея. Ты можешь вернуть Аню? Хотя бы ненадолго. Я хотела бы поговорить с ней. Я… скучаю.

Змея грустно качнула головой:

– Она спит. Во имя ее же блага – не буди ее. Можешь поверить мне, я понимаю твою тоску, потому что как свою знаю тоску твоей сестры. У ее чувств горький вкус, но все, что я могу по договору сделать для нее – и для тебя, – приходить сюда чаще.

– Слабая замена, должна сказать. Постоянно видеть не сестру, а фальшивку.

– Подожди-подожди. – Финист так резко подался вперед, облокотившись об стол, что приборы громко звякнули. – О каком договоре речь? Соколица отдала тебе тело взамен на безопасность сестры, так?

Змея медленно перевела взгляд на него, и Финист дрогнул, но не отстранился. Сжатые губы побелели, и ярким пятном на его лице остались только воспаленные гноящиеся веки.

– Не совсем, – наконец медленно ответила Змея. – Она не отдавала тело. Она просто просила обезопасить сестру. И я исполняю договор.

Финист откинулся на спинку стула со злой и мрачной усмешкой, схватился за бокал с вином, и Марья заметила, как сильно его пальцы сдавили стекло – того и гляди раздавят.

– Но разве договор не может истечь? Закончиться? Стать выполненным? – резко спросила Марья, вертя в руках серебряную ложечку, очень маленькую и изящную. – Я уже в безопасности. Разве это не значит, что теперь ты должна отпустить Аню?

– Нет.

Повисшее молчание было отвратительным на вкус. Его нарушал едва слышимый мелодичный звук – Марья сначала вздрогнула, вспомнив серебряный перезвон колокольцев из своего сна о ледяном тереме, но это всего лишь приказчик с невозмутимым лицом размешивал чай в чашке из тончайшего фарфора.

Заметив, что все смотрят на него, Альберт лучезарно улыбнулся:

– Ох, господа мои, прошу простить мои манеры, они так