Ирва

Ведут меня на погибель верную путями неведанными. Все важные, молчаливые, и я, естественно, бледная, с большими глазами, полными слез. Вдоль стен кристаллы висят, тускло пространство освещают. Грязи и мусора как такового я не видела, значит, часто коридором пользуются. Едой пока и не пахнет. Долго ведут, коротко ли, кто ж его знает, мое мнение таково: чем дольше, тем лучше. На сердце все неспокойнее, душа так и просится к Тефале.

– Милок, где твой человек с моим предсмертным желанием? – вопрошаю.

Третий не отреагировал. Наивный, я и не таких, прикидывающихся пеньками спящими, с насиженных мест в метро сгоняла.

– Мил-человек, отзовись, будь добр, не откажи старой в своем внимании, – упорствую я.

За спиной кто-то хихикнул. Совсем я плохая стала, позабыла, что и не старая вовсе, а девушка молодая.

– Ну сладенький, ну ответь же уже наконец, – сюсюкаю я.

И естественно, мужик не выдержал.

– Уважаемая, прекратите балаган! – процедил он сквозь зубы.

Ой, какие мы злые. А больше тебе ничего не надо? Я что тут, по своей воле из себя клоуна строю вот уже которую неделю? Тоже мне страдалец! Вот я и не выдержала, излила все наболевшее на несчастного.

– Чего ж ты кричишь, злыдень? – всхлипнула я. – Чего на женщину беспомощную голос поднимаешь, я спрашиваю? У тебя совесть есть? Это же мои последние минуты жизни, а ты мне их портишь. Отчего на меня шикаешь, ирод? Тебе хорошо, у тебя дочка за вредителя не выходила, муж у тебя не эльф с большими ушами, в другой мир не сбегал. Внука у тебя убить не пытаются. Так какого же синтаксиса, позволь спросить, ты надо мной морально издеваешься?! На вопросы отвечать не хотят, желание последнее вообще выполнять не торопятся. Так еще и поторапливаю-у-ут, – перешла я на контральто.

Все, сдали нервы, не резиновые, чай. Да и я не стальная – простая женщина, которой пришлось пережить непростые приключения.

– Третий, может, ее того… Чтоб не мучилась? – предложил кто-то добрый, подойдя ближе к главарю.

Чего – того? Тоже мне, умник! Ну подожди, вот выберусь, найду и покажу, что инициатива делает с инициатором!

– Первый велел живьем, значит, будет живьем, – отрезал Третий.

Люблю исполнительных, ой люблю!

– Как скажете, Третий, – низко склонил голову инициатор.

Я сделала вид, что разговора сего не услышала, и продолжала гнуть свое:

– Ты ж пойми, милок, у меня и так радостей в жизни было мало, скрась хоть последние минуты. Представь, если б на моем месте дорогая тебе женщина была, бабушка например…

Вся наша грустная процессия уже продолжительное время стоит посреди коридора и думает, как бы прекратить мою истерику. Парни, по всему видно, молодые, суровые, с женщинами обращаться не умеющие – самое то для меня.

– Так и быть, принесут тебе еду, только успокойся, – смилостивился Третий.

– Так ты ведь посылал уже, – возмущаюсь.

– Это для отвлечения внимания, – отмахнулся злыдень.

– И кастрюлю с половником, – торопливо добавляю я.

– Зачем тебе кастрюля с половником? – выходит из себя вражина.

– Я, по-твоему, кто? – задаю риторический вопрос. – Я – женщина, а мы должны сидеть на кухне. Мне, может, без своей утвари тяжело. Ну что тебе стоит? Жалко? – не могу успокоиться я.

– Принести! – совсем звереет Третий, да так, что кристаллы света мигать начали. А казался самым уравновешенным. – Теперь я Азара понимаю.

Что он там насчет вредителя пробубнил? Я не расслышала. Смотрю на хмурое лицо… Где ж я тебя видела-то? Спросить? Так мне и ответили. Движение возобновили, с истериками тоже перебарщивать не стоит.

И надо же такому случиться, что как только меня подвели к огромной решетке во всю стену – подозреваю, сие есть не что иное, как пункт назначения, – со стороны коридора появились двое с огромным чаном, в котором болтался немаленький половник. Решетка и тьма, царящая за ней, занимали меня неимоверно, мне все чудились красные огоньки в темноте. Там, наверное, полная антисанитария… Эх, сюда бы нашу уборщицу тетю Катю! Ее боялись все, начиная от ректора, заканчивая охранником корпуса. Ни соринки не было, тараканы и те не водились.

Вид кухонной утвари меня порадовал настолько, что я не испугалась бурой жижи, плескавшейся в чане. Как только открыли маленькую дверь в решетке, мне в руки сунули чан и грубо впихнули в черный провал. Я даже слова вымолвить не успела, как за спиной раздался металлический лязг замка. Тут-то и почувствовала я холодок страха, пробежавший мурашками по позвоночнику. Ну и конечно же я уронила тяжеленный чан. Честно признаюсь, до сих пор не понимаю, как умудрилась так долго удерживать его на весу. Шум, гам, я ругаюсь, хорошо еще похлебка не разлилась.

Эти… нехорошие люди, одним словом, весьма быстро ретировались, забыв попрощаться. И даже Третий не удосужился молвить слово напоследок. Плохой из него злодей, не пафосный.

И вот настал тот момент, когда осталась я, решетка, что отделяет меня от свободы, и тот, кто дышит в темноте. Страшно…

Памятуя слова родственничка о голодном состоянии неведомой зверюшки, я поближе к себе придвинула чан. Не скажу, что похлебка пахнет вкусно, но, помня свое голодное детство, как любую заплесневелую краюху была готова сгрызть с голодухи, понимала, что и так сойдет.

– Ну, – выдыхаю я, – за Родину! За Сталина!

Маразм, вернись, я все прощу. Страшно-то как!

– Э-эй… – Как его позвать-то? А вдруг он не один? – Цып-цып-цып…

Дышать стали чаще.

– Гули-гули-гули, – не прекращаю я.

Во тьме вспыхнули две красные точки. Боже, я знаю, я к тебе никогда не обращалась, но молю: если не выживу, внуку помоги. За дочь не прошу, у нее вредитель есть. Боже…

– Тоже нет? – нервно сглатываю. – Тогда последнее. Кыс-кыс-кыс! – Голос срывается.

Если выберусь, отправлюсь в санаторий. Ну их к орфографической матери, эти другие миры с их обитателями!

Из тьмы в полосу света выступило нечто. То ли я с ума сошла, то ли селекционеры местные живут с диагнозом шизофрения.

– Мама, – вякнула и попятилась к решетке. – Прелесть какая.

Ну что, Ирма Львовна, давай прощайся с жизнью, пока время есть. Пожила ты долго, весело, добра нажила достаточно, по завещанию и так все внуку отходит. Стоп. Нельзя мне умирать, у меня внук в плену.

– Стоять! – властно приказываю, а сама распрямляю спину.

Внешне это нечто напоминает… да ничего оно не напоминает. Лысый, цвет не разобрать при таком-то освещении. Ростом мне по грудь будет – и это в полусогнутом состоянии. Лапы четыре, перемещается в основном на задних, активно помогая себе передними. Конечности довольно мощные, причем задние короче передних, а когти даже при таком освещении видны хорошо, ибо большие. Туловище дугообразное, поджарое, отчетливо видны мышцы. Хвоста нет, зато по позвоночнику торчат шипы. Морда похожа на кошачью, увеличенную в несколько раз. Челюсти выпирают, обнажая зубы. Впалые глаза окружены, как ни странно, очень пушистыми ресничками, надбровные дуги выдаются вперед. Уши…