Нам было жалко Гернгросса, но в то же время и грустно, что на должность начальника Генерального штаба мог быть назначен человек совершенно для этой должности не подготовленный. С Гернгроссом было чрезвычайно приятно иметь дело, но все же, конечно, оно очень страдало. Гернгросс работал добросовестно, изучая все сложные вопросы. Работал и заработал: кажется, месяцев через семь-восемь после его назначения его нашли утром лежащим под письменным столом. С ним случился удар, от которого он не поправился.

Следующим начальником Генерального штаба был назначен генерал Жилинский, который хотя и был знаком со службой Генерального штаба, но для должности начальника Генерального штаба был совершенно не подготовлен. Кроме того, он чрезвычайно берег себя (у него была болезнь печени) и не утруждал себя работой. Человек он был властный, очень сухой и очень неприятный. Если не ошибаюсь, летом 1914 года он был назначен варшавским генерал-губернатором и командующим войсками Варшавского военного округа. Его назначение на пост начальника Генерального штаба последовало по выбору Сухомлинова и по тем же мотивам, как и Гернгросса: расположение Вдовствующей Императрицы и связи в придворных кругах.

После Жилинского начальником Генерального штаба был назначен генерал Янушкевич195: очень милый и хороший человек, но совершенно безвольный и также не подготовленный для поста начальника Генерального штаба.

Таким образом, Сухомлинов, ограждая себя от возможной интриги со стороны сильного и властного начальника Генерального штаба, проводил на этот пост, после Мышлаевского, людей, совершенно не подходящих для ответственного поста начальника Генерального штаба. Это, конечно, было преступно со стороны Сухомлинова.

Аналогичное случилось и с помощником военного министра. Поливанов был тоньше Мышлаевского и продержался дольше, умея ладить с Сухомлиновым, но, если не ошибаюсь, осенью 1911 года Сухомлинов узнал, что ведется против него серьезная интрига и хотят провести на пост военного министра Поливанова. Сухомлинову сообщили, что интрига ведется графом Коковцовым, с согласия Поливанова.

Мне рассказывали, что дело было так. Государь был в Ливадии. С докладом к Е. И. В. поехал Коковцов. Во время доклада Коковцов в очень резких тонах очертил легкомысленную деятельность Сухомлинова и указал на Поливанова как на человека, могущего быть отличным военным министром. Государь якобы ничего определенного не ответил, сказав, что он подумает. Но будто бы доклад Коковцова произвел на Государя сильное впечатление. Узнавший об этом граф Фредерикс196 послал телеграмму Сухомлинову, рекомендуя ему немедленно приехать в Ливадию.

Сухомлинов поехал, и как результат этой поездки было освобождение Поливанова от должности помощника военного министра и назначение его членом Государственного совета. Так ли это было или иначе, я не ручаюсь, но только знаю следующее: 1) Сухомлинов поехал в Ливадию совершенно для всех нас неожиданно. Он не собирался ехать в это время. 2) Возвращаясь из Полтавы в Петербург (я был в Полтаве на опытной мобилизации), я поехал через Харьков. В Харькове надо было пересесть на севастопольский поезд. Когда этот поезд подошел, я увидел Сухомлинова, который вышел из своего вагона, прицепленного к курьерскому поезду.

Я подошел к военному министру; Сухомлинов пригласил меня к себе в вагон. После завтрака он меня позвал в свое купе и сказал: «Я узнал, что Поливанов через Коковцова вел против меня интригу и хотел занять мое место. Я эту интригу пресек. Поливанов уже больше не помощник военного министра, а член Государственного совета. На место же помощника военного министра Государь согласился назначить генерала Вернандера. Этот, по крайней мере, не будет под меня подкапываться».

Если Поливанов действительно подкапывался под военного министра, было, конечно, естественно, что Сухомлинов его «ушел», но было не естественно и преступно провести на пост помощника военного министра человека, который хотя и был очень знающим и дельным военным инженером, но по всем другим вопросам был совершенно не подготовлен.

Как я уже отметил, Сухомлинов, стремясь удовлетворить желания своей молодой и красивой жены, все время искал денег, ибо жалованье военного министра (18 тысяч рублей) было для него совершенно недостаточно.

Он прежде всего «наезжал» прогонные. При поездках по Высочайшему повелению он как военный министр получал на 24 лошади, что всегда составляло довольно крупную сумму. Ездил он много и в дальние края. Больше всего было возмущения и разговоров по поводу его поездки во Владивосток. Приехав туда, он там остался меньше суток и покатил обратно. Для всех было ясно, что эта поездка была вызвана одним стремлением – получить большие прогонные деньги. Он стал получать из военно-походной канцелярии Государя по три тысячи рублей в месяц и этим сильно восстановил против себя чинов Свиты, получавших пособие из того же источника. Он все время якшался с различными темными лицами для устройства своих денежных дел. Сам он жил более чем скромно, но жена от него требовала и требовала, а отказать он не мог.

Вот эта денежная его запутанность в значительной степени сыграла роль в тех обвинениях о «предательстве», которые были ему предъявлены во время войны. Конечно, никакого предательства не было, но его общение с различными подозрительными типами, появление в его доме различных лиц с подмоченной репутацией и, наконец, его несдержанность на язык создавали много поводов для его обвинения.

По «денежной части» лично у меня создалось подозрение в чем-то нечистом по поводу двух случаев:

1) Во время войны, в начале 1915 года, когда я был начальником Канцелярии Военного министерства, как-то вечером меня вызвал по телефону Великий князь Сергей Михайлович и попросил приехать к нему на другой день утром. Когда я приехал, Великий князь, приняв меня в своем кабинете, спросил: «Правда ли, что военный министр дал расписку банкиру Утину на покупку у него (правильней – через него) за 7,5 миллиона рублей станков для приготовления винтовок?»

Я ответил, что я ничего не знаю, но что по закону военный министр лично никаких сделок делать не может, что все вопросы о покупках или заготовках, по представлению соответствующего главного управления, рассматриваются и разрешаются Военным советом, в котором военный министр заседает как председатель.

Великий князь мне тогда сказал: «Закон и я знаю. Знаю, что так полагается, но я вас спрашиваю опять: известно ли вам, что военный министр единолично совершил покупку у Утина на 7,5 миллиона рублей?» – «Нет, мне ничего не известно, и я полагаю, что здесь какое-то недоразумение. Я не могу поверить, что военный министр мог это сделать». – «Ну, я вам говорю, что он это сделал. Я вам прочитаю сейчас копию с расписки, которую Сухомлинов дал Утину». После этого Великий князь прочитал мне содержание этой расписки.

Я вновь выразил свое сомнение. Тогда Великий князь мне сказал: «Я вас очень прошу выяснить этот вопрос и мне сообщить о том, что вы узнаете. Во всяком случае, я буду докладывать об этом Государю».

Прямо от Великого князя я поехал к военному министру и рассказал ему мой разговор с Великим князем. Сухомлинов категорически мне сказал, что это ложь, что он никакой расписки не выдавал.