Из лесной чащи к северу от замка донеслось уханье совы, вылетевшей на охоту, а откуда-то подальше, со стороны Шалабра, – заливистый лай собачьей своры. Алис закрыла окно. В темноте пытаться сбежать было опасно, а вот завтра…

Завтра она будет готова.

– Я должна признаться вам еще в одном грехе, монсеньор, – произнесла Бланш. – Молю вас, не сердитесь на меня.

– Сердиться? За что? – удивился Видаль.

– Мне следовало бы покаяться на исповеди и в этом тоже, потому что я знаю, что это дурно.

Видаль протянул руку и приподнял ее подбородок:

– Что вы сделали?

– Я смиренно приму любое наказание или епитимью, которую вы на меня наложите.

– Брось, Бланш, давай не будем вести разговоры о наказаниях. Но расскажи же мне.

Она с кротким выражением подняла на него глаза:

– Ты же помнишь, что у меня есть свой интерес к семейству Жубер.

– Помню, – отозвался он осторожно.

Бланш улыбнулась:

– Достаточно будет сказать, что, руководствуясь этим интересом, по пути из Тулузы я заехала в Каркасон.

– И?

– Мне очень хотелось познакомиться с Мину Жубер и пригласить ее в Пивер. С этой целью я привезла с собой из Каркасона ее младшую сестру, Алис.

Лицо Видаля заледенело.

– Ясно.

– Девчонка была там в Ситэ совсем одна, на попечении на редкость бестолковой служанки. Я подумала, что здесь ей будет лучше.

– Тебя кто-нибудь видел?

– Я была осторожна, – произнесла Бланш как можно более покаянным тоном. – Я воспользовалась каретой епископа Тулузы, которую он великодушно мне предоставил.

– Ты соображаешь, что натворила? Увезти девчонку против ее воли?

– Она поехала со мной добровольно, хотя должна признать, что мне пришлось прибегнуть к обману. Только когда она обнаружила, что Мину вовсе не ждет ее в Пивере, она начала показывать характер.

– Где она сейчас?

– В старом доме, а ты что подумал? Я же не чудовище. С ней нянька, хотя, по чести говоря, ее давным-давно следовало бы выгнать взашей. Она пьяница и не в состоянии уследить за девчонкой, поэтому та вечно бродит, где ей вздумается.

Бланш заколебалась, вспомнив, что обязана Алис жизнью. Это была еще одна вещь, о которой она не рассказала Видалю. Столько крови. Это голоса в ее голове велели ей ничего ему не рассказывать. Сейчас они молчали.

– Я поражен, что ты пошла на такой риск.

– Никакого риска не было. В Каркасоне меня никто не видел, об этом я позаботилась. Я сразу же написала Мину Жубер в Тулузу, но так и не получила от нее никакого ответа. Из здешних никто не знает ни имени девчонки, ни кто она такая.

– А тебе не приходило в голову, что твое письмо могло до нее не дойти?

– Я отослала его в апреле. Задолго до нынешних волнений.

– «Волнения» – ты так это называешь? Погибли тысячи людей.

Бланш потянулась к нему, но Видаль вывернулся.

– Deus vult. Этого хочет Бог. Разве не с этим кличем крестоносцы пытались отбить Святую землю у неверных? Я лишь орудие исполнения Его замысла.

– Сколько уже времени девочка здесь? – спросил он резким тоном.

Бланш отпрянула, не понимая, что на него нашло.

– Не смей повышать на меня голос.

– Отвечай! Сколько уже времени девочка здесь?

– Несколько недель, – отозвалась она ровным тоном. – Признаюсь, все затянулось дольше, чем я рассчитывала. Я приказала солдатам патрулировать окрестные деревни до самого Шалабра в поисках чужаков. В самом Пивере тоже есть несколько человек, чьи языки я купила. Когда она явится, меня об этом оповестят. – Она устремила на Видаля взгляд своих черных глаз, и в их глубине блеснул огонек. – А Мину Жубер явится за своей сестрой. Я это знаю.

Воздух между ними, казалось, начал потрескивать. Огоньки свечей задрожали, отчего по стрельчатому потолку заметались удлиненные тени, а на серебряном распятии посреди алтаря заиграли яркие отблески.

Внезапно Видаль стремительно подошел к ней, и Бланш против воли прикрыла рукой свой живот и попятилась. И тут внезапно его ладонь легла ей на затылок, а его губы жадно впились в ее рот.

– Ты великолепна, – произнес он, наконец оторвавшись от нее. – Если Мину Жубер жива, она явится в Пивер. И принесет с собой плащаницу. Рейдон последует за ней, и на сей раз я уж не допущу промаха. А пока что я хочу поговорить с девочкой. Возможно, она сможет мне кое-что рассказать.

– Значит, вы довольны мной, мой господин? И я не понесу наказания?

– Абсолютно никакого, – пробормотал он, спуская с ее плеча сорочку. – Мы отпустим друг другу наши грехи.

Шалабр

Мину проснулась еще до рассвета и поначалу не могла сообразить, где находится. Потом протянула руку, наткнулась на Пита, спавшего на их скромном целомудренном ложе из соломы, и все вспомнила.

Они ехали уже трое суток, где возможно, давая лошадям отдых, временами присоединяясь к другим беженцам, наводнявшим дороги, а временами путешествуя в одиночку. На вторые сутки, не раз и не два поймав на себе косые взгляды, Мину обмотала вокруг безымянного пальца кусок шнурка и стала представлять Пита как своего мужа. Слишком уж не похожи они были друг на друга, чтобы сойти за брата с сестрой.

Этот амбар на окраине Шалабра, деревушки на берегу реки Бло, был самым удобным местом, где им до сих пор доводилось располагаться на ночлег. Пит уговорил крестьянина пустить их на ночь. Тот не стал задавать никаких вопросов, а сами они не стали ничего объяснять, однако же он прислал им со своей дочкой Жанеттой свежего молока, ковригу хлеба и несколько ломтей солонины. Хорошенькая пухленькая девушка только рада была с ними поболтать. Пока они подкреплялись, она успела поведать им о своей скорой свадьбе с солдатом из соседней деревушки Пивер, который служил в замке, и о заключенном, который учил ее Гильома писать французские слова, чтобы ее отец смог передать им свою ферму.

Мину слушала ее и не могла отделаться от мысли: а вдруг учитель Гильома – ее отец? Во втором из тех писем, которые утаила от нее мадам Монфор, он писал, что отправляется в Пивер. Ей вспомнилось, как верный Беранже, да и многие другие служивые из гарнизона в Ситэ приходили в их маленький домик, чтобы выучиться читать. Она попыталась не слишком давать волю воображению, но в глубине души у нее забрезжила искорка надежды.

Даст Бог, она все скоро узнает.

Осторожно, чтобы не разбудить Пита, Мину выбралась из амбара и пошла к реке. Она ополоснула лицо холодной водой, потом сложила ладони ковшиком и напилась. Где-то вдалеке блеяли козы, их колокольчики негромко позвякивали в утреннем воздухе. Косогор пестрел сотнями крохотных полевых цветов, розовых, желтых и белых, а потянув носом, она уловила разлитый в воздухе аромат дикого чеснока. Никогда еще Мину не видела пейзажа прекраснее, и на мгновение она даже позабыла, зачем вообще сюда приехала.