моменту, когда он заработает достаточно меток на ушах, чтобы что-то менять – ему самому на все будет насрать, сядет на самом верху и будет брюзжать про величие Семьи или еще какую дичь, пихаясь жопами за столом с такими же старыми ублюдками за возможность пробить ухо очередному вернувшемуся. И из этого дерьма никуда не сбежать, поверь мне. Рабы знают про хозяев многое, а умные рабы – знают все.

Кандар раскраснелся, повысил голос, жестикулируя полупустой кружкой с пивом. Кто-то за дальним столом приподнял голову, проморгался и снова ее уронил. Младший Жердан бубнил про стену пламени и ящик итлийского трехсолодового, а за окном стало ощутимо светлее.

– Разве не этим сильны кланы? – возразил Брак, которому передалась горячечность собутыльника. Да и тема его задела за живое. – Такая привязанность к своим гарантирует сплоченность, что весь клан поднимется на защиту, как одно целое. Старые – да, но мудрые. Они видели в жизни достаточно дерьма, чтобы понимать, куда не стоит лезть, они достаточно опытны, чтобы избежать ошибок. А этот твой молодой кретин с горящими глазами, дай ему в руки рычаги гигатрака – и он убьется об соседний клан или доминионскую крепость на следующий же день.

– Да, убьется. Но не потому, что он молод и глуп, как распоследний джорк. Просто кланы настолько сосредоточены на себе, что не видят дальше собственного капота. И не хотят видеть. – возразил Кандар. – Они не знают, что в доминионской крепости стоят новые баданги, а соседний клан давно подготовил ловушку для зарвавшегося новичка и уже греет скрапперы. Но речь вообще не об этом.

Сероглазый шумно выдохнул, прошел к стойке и ловко выудил из под дрыхнущего кабатчика початую бутылку "Горных Слез" и два крохотных стакана.

– Давай по-другому, – он разлил пойло и опрокинул жидкость в себя, даже не поморщившись. – Сбоку зайдем. Ты видел, сколько здесь стоят гравки?

– До такой-то гразговой матери, – повторил его жест Брак. – Я не понимаю, как в лесу вообще хоть что-то летает, с такими-то ценами. Толкатели тоже…

– А еще мой флир ругал, – усмехнулся Кандар. – Здесь свое почти не летает, попросту нет эйносов. Все местные цепы родом с Доминиона или островов. Нет, в Троеречье тоже водятся гребневые медузы, но их мало, они пресноводные и мелкие. Перебей всех – тебе с трудом хватит на пару-тройку гравицепов. А знаешь почему?

– Дай угадаю, – наполнил стаканы Брак, – Свои гравки Доминион использует на себя и не продает. А кочевники с лесовиками даже не пытаются торговать, тупо сбрасывают по дешевке где-нибудь на севере Вольных Земель или на торге.

Мысль была простая и на удивление отрезвляющая. Несмотря на то, что степняки и лесовики жили практически бок о бок, никакого взаимодействия между ними не было. Так, пограбят кочевники разок-другой мелкие лесные поселения, вроде Двуречья, да перехватят плотовиков на реке. А лесовики так и вовсе считали Вольные Земли обителью зла и в разговорах о них по большей части плевались. Какая тут торговля? Обменяют пару раз в год металл на нагреватели, дрожа от страха под прицелом стволов гигатрака, и все – закончились отношения.

– Как и лесные поселения. Мы продаем солма за синьку, а кочевники покупают его у Доминиона за пять. Они продают оранжевую гравку за пять – и мы вообще ни шарга не покупаем, потому что хер нам кто ее продаст. И поверь, Брак, будь у них возможность, они бы вообще не платили, просто брали. Тонны битых ракушек уходят на север за бесценок, за сраную чешую – а взамен к нам летят ушлые дельцы, чтобы забрать остальное. Все хотят запустить лапы на Гардаш, от Республики до сраного Кантора. Не удивлюсь, если скоро нас начнут грабить дикие нойты.

Кандар махнул рукой в сторону смуглого верзилы, мирно спящего под бубнеж Жердана, и вновь потянулся к бутылке.

– Летрийцы за наш счет отстраивают тут целый город, – задумчиво пробормотал Брак. – И на холм к себе не пускают.

– Ха, летрийцы! – невесело усмехнулся Кандар. – Думаешь, тут одна их фактория? Лингора еще из мелких, видел бы ты, как развернулись на севере Аркензо и килейцы.

Он метким броском запустил опустевшую бутылку в сине-белый герб и промахнулся. Ребристая посудина звякнула об стену, но не разбилась, а покатилась куда-то в угол.

– Что-то я не замечал, чтобы местные были сильно недовольны, – заметил калека.

– Ты мало здесь прожил и мало что видел. Перезимуй в Троеречье, пошляйся по кабакам – и ты настолько всем этим пропитаешься, что даже говорить ничего не надо будет. – пояснил Кандар. – Потом весь год будешь кормить гнус по рекам и кипятить говно внутри, но в итоге все равно потащишь очередной разрядник островитянам, потому что здесь есть вкусно жрать и сладко пить, да и платят они сразу.

– Раскон поэтому не стал их продавать? – спросил Брак, крутя в руке стакан с остатками пойла. – Не верю, что ты сам до всего этого дошел.

– Фальдиец вообще предпочитает не иметь с островитянами дел, – скривился Кандар. – Ну смешно же, а? Кочевники и лесовики сидят по ноздри в одном нужнике, но упорно отказываются даже взглянуть на соседа. У запада нет воздушного флота, нормальных движков, толкателей и механиков. А у кочевников нету железа, гравиков, жратвы, резины, жорок и мозгов. Казалось бы, сука, доедь до опушки, поговори… А Доминион и островитяне скупают все это за ничтожные блестяшки и обещания красивой вольной жизни, попутно обрастая жирком. Знаешь, что происходит, когда человек жиреет? Водный ремешок великой Таризалы не сможет долго удерживать бесконечно расползающееся брюхо.

– Островитяне не полезут на Вольные Земли, – возразил калека. – Скорее, попытаются купить, договориться, сыграть в Большую Политику. С гигатраками нельзя воевать в степи.

– Расскажи об этом Гиенам, Четырехпалый. И представь, что это только начало.

Брак открыл было рот, но промолчал. Потянулся за бутылкой, но пальцы ухватили пустоту.

– Гардаш большой и не терпит слабаков и идиотов. Либо ты развиваешься и дерешься за место под куполом, либо тебя сожрут. Кланы застряли в прошлом, пока весь мир рвется в будущее. Как старый, ненужный хлам, которого с каждым годом все меньше.

– Обычно, с годами хлама становится все больше, – машинально возразил калека, но потом кивнул, принимая правоту собутыльника. – Наверное, ты прав. Я бы поспорил, но