Во мне всё клокотало, и хотелось хоть как-то выплеснуть негодование, чтобы наконец-то выдохнуть и взять себя в руки. Однако вбитые некогда матушкой догмы мешали сделать это каким-нибудь варварским способом, например разбить тарелки или же швырнуть через весь кабинет писчие принадлежности. Да и относилась я к своему рабочему инструменту с почтением, чтобы так обойтись с ним. А бить тарелки мало того, что непозволительно для дамы высокого рождения и прекрасного воспитания, так это еще и обидело бы Сурхэм.

Потому я просто вошла в кабинет и на несколько минут застыла перед портретом своего мужа. Остановив на нем взгляд, я медленно выдохнула, пытаясь успокоиться. Однако не преуспела и, выругавшись на родном языке, поспешила к своему креслу. Уже усевшись, я вновь поглядела на портрет Танияра и пробудила подарок Белого Духа…

Дайн сидел на стуле с высокой спинкой, и лицо его было… безмятежно. Даже сложно было поверить, что всего несколько минут назад он воплощал собой саму ярость. Я знала, насколько Танияр был взвинчен известиями, полученными от шыкема, но сейчас могла лишь рукоплескать выдержке супруга, потому что даже я сейчас готова была поверить в его обманчивое спокойствие и даже дружелюбие, легко читавшееся по легкой улыбке и в глазах.

За спиной Танияра стоял Элькос. Лицо его казалось отрешенным, будто магистр сейчас витал в далеких далях и всё, что творилось вокруг него, хамче ни в коей мере не касалось. Я бы даже сказала, что он откровенно скучал, но вряд ли это было так, потому что тому не было ни причины, ни повода. Я успела заметить, как по его виску, словно капелька пота, скользнула белая искра и скрылась за распущенными светлыми прядями. Маг был вовсе не отрешен.

Кроме хамче и дайна, в незнакомой мне комнате присутствовал еще один человек, и его я легко узнала. Это был Уриншэ – старший каанчи тагана Холодный ключ. Он сидел напротив гостя и был единственным здесь, кто явно ощущал неловкость. Это было хорошо приметно, особенно наметанному взгляду придворного и даже где-то интригану, то есть мне. Каанчи улыбался, но взгляд всё время скользил мимо дайна. Иногда он поглядывал на Элькоса и тогда начинал ерзать. Да, ему было что скрывать… или чувствовать свою вину.

– Что привело тебя, дайн Танияр, в Холодный ключ? – спросил Уриншэ.

– Друг может прийти без приглашения, – улыбнулся Танияр. – Я бы раскрыл тебе объятия, если бы ты вошел в Иртэген. А ты мне, выходит, не рад?

Каанчи улыбнулся в ответ, но улыбка вышла натянутой. Он снова поерзал и ответил:

– Конечно же, я рад тебя видеть, Танияр. Но ты говорил, что сегодня не покинешь своего дайната, потому я удивился.

– Хочется еще раз удостовериться, что всё идет, как задумано, – сказал мой супруг и подался вперед. Взгляд его остановился на собеседнике, и Танияр спросил: – Ведь всё идет так, как задумано, да, Уриншэ? Ничего не изменилось?

– А что может измениться? – чуть помедлив, произнес каанчи и поднялся со своего места.

Дайн последовал за ним взглядом и едва приметно усмехнулся. Он снова откинулся на спинку стула, вернув себе расслабленную позу. Танияр в отличие от каанчи не нервничал, он был по-настоящему зол, но продолжал скрывать свое состояние.

– Порой хватает короткого мгновения, чтобы всё поменялось, – произнес дайн, продолжая рассматривать спину собеседника.

Тот не обернулся, но голову едва заметно повернул. Впрочем, было это движение быстрым, и больше Уриншэ никак не отреагировал на слова гостя. Он дошел до двери и, приоткрыв ее, громко произнес:

– Кто там есть? Принести угощение, у нас в доме дорогой гость.

В это мгновение я испытала новый прилив тревоги, потому что Танияр был и вправду голоден, все-таки позавтракать он не успел. Что если примет угощение в доме, где уже нет друзей? Что если каанчи решит отравить дайна?

– Я ненадолго пришел, – произнес дайн, – ничего не надо. Где каан? Я хочу с ним поговорить.

Уриншэ обернулся и, кажется, расслабился. Он даже улыбнулся и развел руками:

– Отца нет, он охотится.

– Давно уехал?

– Ушел, – поправил дайна каанчи. – Каан пошел размяться, будет охотиться на кайбахов. Их много расплодилось в этом году…

– Кайбахи? – прервал его Танияр. – Что за охота на кайбаха? С этим справляются даже дети. То ли дело гнать таба или стаю рырхов. Выследить и поймать йартана живым – вот добыча, достойная каана.

Уриншэ вернулся на свой стул и внимательно посмотрел на дайна. Взгляд его был пытлив и насторожен. Зато Танияр вновь дружелюбно улыбнулся. Он как-то даже умиротворенно вздохнул и продолжил:

– На кайбаха обычно хватает поставить ловушку, чтобы он в нее зашел, а после затянуть петлю. Знаешь, каанчи, так бывает, что кайбахом оказывается не тот, на кого расставлена ловушка, а тот, кто держит в руках конец веревки. И что же будет, если глупый кайбах, поверив, что сумел поймать йартана, дернет за свой конец?

Каанчи теперь и вовсе не отводил взгляда от гостя, а тот, не изменив ни вальяжной позы, ни даже дружелюбного тона, произнес:

– Йартан раздавит лапой кайбаха, порвет его, даже не заметив, на кого наступил. Но если кайбахов будет много, то тогда они, возможно, и одолеют йартана, особенно если под шкурой одного из кайбахов скрывается маленький злобный тэш. Такое тоже бывает. Однако тут кроется иная опасность для глупых кайбахов – они не замечают, что со спины на них уже наступает стая рырхов. Тэш не спасет свою стаю, он приведет ее на край гибели. – И Танияр порывисто подался к собеседнику. В его глазах полыхнула холодная ярость, и дайн отчеканил: – Беда кайбахов в том, Уриншэ, что йартан будет биться за свою землю до последнего вздоха и не позволит глупцам уничтожить ее по воле маленького злобного тэша. Где твой отец, каанчи?

Уриншэ гулко сглотнул, после облизал губы и ответил:

– В Курменае.

Дайн снова откинулся на спинку стула и уже иным взглядом посмотрел на хозяина дома. Это больше напоминало брезгливый интерес, каким ученый смотрит на нечто неприятное, но крайне занимательное, потому что видит предмет изучения впервые. Он не спешил пока нарушать молчания, не открывал больше рта и Уриншэ. Он отвел взгляд и покачивался на стуле, то ли тяготясь незваным гостем, то ли испытывая неловкость за происходящее.

– Ты был первым, Уриншэ, кто откликнулся на мой призыв, – негромко произнес Танияр, – первым назвал себя братом. Был почти всегда рядом, всё видел, всё знал. Почему предал? – Каанчи стремительно развернулся к нему. – Ты не меня предал, Уриншэ, ты весь мир предал,