Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, пригласить тебе помощницу? – как-то спросила я Сурхэм.
Все-таки возраст ее был не мал, а обязанностей женщина взвалила на себя предостаточно. Прежде, когда в доме жил только Танияр, его потребность ограничивалась парой комнат, лихуром и кухней, где готовилась для него еда. Работы у Сурхэм было относительно немного.
Потом появилась я. Это добавило мою спальню, а чуть позже кабинет и гардеробную, да и готовить теперь надо было на двоих. Зимой появился магистр, что открыло еще одну комнату и прибавило еще один рот. Ну и последним на данный период времени стал дайнанчи. Он пока жил с родителями в их спальне, а питался грудным молоком и уже немного прикормом.
Еще будучи гостьей, я пыталась сама ухаживать за своей спальней, но это только вызвало в прислужнице ревность и неприятие. Не буду скрывать, что ее желание самой следить за домом меня вполне устроило. В конце концов я была привычна к наличию прислуги, которая заботилась о моем быте и комфорте. Однако обитателей на подворье становилось всё больше, и места мы занимали тоже больше, а следила за всем по-прежнему одна Сурхэм.
А между тем я видела, что прислужница устает, какую бы радость ей ни доставлял дайнанчи и как бы ревностно она ни оберегала свое право на заботу о правящей чете и их доме. Потому и предложила пригласить помощницу.
– Тебе не нравится, как я забочусь о доме, дайнани? – мгновенно закаменев ликом, вопросила Сурхэм.
Уже зная ее щепетильность в этом вопросе, я улыбнулась:
– Напротив, дорогая, ты прекрасная хозяйка. В доме чисто, мы сыты, а дайнанчи всегда в надежных руках, и я могу, зная это, со спокойным сердцем покинуть подворье, чтобы служить супругу и Айдыгеру. Но ты устаешь, я же вижу. Потому и предлагаю тебе помощь, но ты была, есть и останешься главной. Кто бы ни пришел, они будут слушаться тебя, а за дайнанчи смотреть будешь только ты. Что скажешь?
Немного расслабившись, Сурхэм бросила на меня взгляд искоса, после спросила:
– Я, значит, главная буду?
– Разумеется, – кивнула я.
– Нет, – еще чуть подумав, произнесла упрямица. – Вот будет дом больше, тогда зови помощников, а пока одна справляюсь. Не надо никого.
– Ты же устаешь…
– Сил хватает, – насупилась женщина. – Никого не надо, – повторила она, и я пока оставила ее в покое. Пусть дозревает, все-таки идея с начальствованием Сурхэм понравилась, это было видно.
Так что дайнанчи перемещался по дому вместе со своей нянькой, всё зависело от того, чем она занималась. Потому, кроме места на кухне, для удобства Сурхэм, чтобы ей не бегать к наследнику дайната, еще и приспособили вторую колыбель, приделав к ней колесики и ручку. С ней же прислужница зачастую выходила и на улицу, если возилась в саду.
У нас не было такого хозяйства, как на подворьях простых иртэгенцев. Снедь закупалась на курзыме. Огорода не было, а в небольшом садике имелись кусты с ягодами да плодовые деревья. Да и не требовалось ничего более. И причиной тому был прежде установленный порядок, который действовал во всех таганах без исключения.
Достояние каана было велико, и измерялось оно не в арчэ или кэсах. Дело в том, что на каждом подворье в тагане среди мгизов, бейкш и прочей живности одна особь принадлежала каану. То есть, к примеру: на подворье имеются три мгиза, десять бейкш и два роха, и значит, хозяевам в полной мере принадлежат два мгиза и приплод от них, девять бейкш и их яйца и один рох, а один мгиз, одна бейкша и рох – это достояние каана, за которым смотрят жильцы подворья. Каан в жизни не увидит никого из вышеперечисленных, но за возможность распоряжаться его собственностью хозяева должны выплатить олум, то есть отступные.
Выплата олума не означала, что живность теперь принадлежит хозяевам подворья, но вот пользоваться всем, что давало животное или птица, имели полное право. Если же происходила утрата каанского имущества или же животное решали забить, то тогда каану приносили атылум, что уже означало выкуп или возмещение ущерба, но одновременно с этим тут уплачивался и олум, потому что каану переходило следующее имеющееся животное.
Всё это имело вполне определенный смысл. Во-первых, каан был гарантом закона и порядка, а также безопасности жителей тагана. Он был судьей и защитником не только в войнах, но и зимой, если поселение одолевали звери. На собранные с дворов олумы и атылумы содержалось подворье ягиров. Впрочем, и тут имелись нюансы.
А во-вторых, живность, принадлежавшая каану, являлась фондом помощи в голодные времена. При необходимости с разных поселений и подворий изымалось имущество каана. Скотину и птицу забивали и распределяли между нуждающимися.
Не только мясо, конечно же, шло в помощь. Подобное касалось и полей, за которыми ухаживали всем поселением. И на каждом таком поле четверть тоже принадлежала каану. После сбора урожая зерно привозили в большие каанские амбары. Да и с подворий привозили часть собранных овощей, зачастую уже в виде солений для лучшего хранения.
Эти запасы шли каану и войску, а также при необходимости нуждающимся. И если по весне закрома каана всё еще ломились, то запасы раздавались людям, кто желал взять, чтобы освободить место под новый урожай. Не всё, некая часть всё равно оставалась на случай неурожая.
В общем, так и складывалось достояние каана. И уж поверьте, денег с откупа выходило вовсе не мало, ибо выплачивались они ежегодно для продления права пользования имуществом правителя, а это и шерсть, и яйца, и молоко, и мясо. Так что денег тратили меньше, чем получали пользы. Однако пусть и небольшие деньги, но с каждого подворья каждого поселения, складывались в весьма ощутимые суммы.
Но так было прежде, теперь же отлаженный механизм должен был начать перестраиваться. Не сразу и не резко, даже возможно не всё. Мне нравилась эта идея коллективно подготовленной соломки, подстеленной на случай непредвиденных проблем. К тому же так перекрывалась потребность снабжения армии провиантом,