пугающего. — Я должна извиниться перед тобой. За то, что позволила нашим отношениям так подорвать то все платоническое, что между нами было все эти годы.

— Скажи, ты любила меня? — прохрипел равнодушно, зато я услышала, как он тяжело сглотнул. Муж отвернулся и пальцами стучал по пластмассе дверцы.

— Миш…

— Ответь, — шепотом попросил.

— Я любила тебя, — заявила я, подняв вновь на него глаза. Во мне никогда не было фарфора, настолько все хрупким, что одним ударом я могу сломать окончательно нас. — И люблю до сих пор. Пойми, дело не в том, что нас связывало, а что я чувствовала.

Миша неловко кивнул и последние крупицы отстраненности спали с его маски. Передо мной возник именно тот мужчина, в котором я нуждалась столько времени. Хотела с ним делить свои переживания, впечатления, страхи, надежды. Он — парус. Он двигал меня вперед. Он кидал мне вызов. Я сломалась бы еще детдоме, если бы не нашла дорогу. Как известно, с родственными душами ты всегда обретаешь жизненный ценный урок.

— Я корю себя за то, что причиняю тебе боль, но…Миш, мне нравится та Катя, которая становится рядом с этим мужчиной.

Прервалась, откинулась на спинку и закинула голову, всматриваясь в серый потолок. Что мне ему объяснить? Нелепость стечений обстоятельств? Все мы знаем, как глупо искать виновных, когда сама заварила эту кашу.

— С тобой… — Мужчина дернул головой и вперился в меня взглядом. Профиль лица зажгло от интенсивного прожигания. — С тобой я не забуду ни один момент. Ты — важный человек в моей жизни, ты — мой друг. Ты многому меня научил, как, например, с готовкой.

Мы одновременно усмехнулись. В первый день нашего супружества я испачкала всю кухню его мамы горелыми яйцами и пролитым молоком. Зинаида Матвеевна точно убивала бы меня медленно, потом еще расчленила бы мой труп и закопала бы в разных местах.

— Я не хочу тебя терять, милый, — повернула голову и мягкость, тепло растопили глыбы последнего льда.

Он повторил мое движение и теперь мы глядели друг на друга без надобности проявлять на показ эталоны любви друг к другу. Она не была как та, в которой ты становишься обгоревшим вырезанным бумажным сердцем, постепенно чернея и становясь пеплом. Скорее как связь, которая установилась у нас за минувшие года супружеской жизни.

— Я тоже не хочу тебя терять, Кать. Но…черт — горько усмехнулся, закрыл лицо руками, несколько секунд растирая его, затем шумно выдохнул и опустил руки, — мне хреново осознавать, что моя жена наставляла мне рога. Ты понимаешь, как это бьет по самоуверенности?

— Ты вроде бы не и не страдал ею.

— Зато я готов был свернуть ради тебя горы.

Я ничего не ответила и отвернулась. Миша аккуратно взял покоившуюся руку на моем бедре, и нежно растирал каждый сустав.

— Прости меня, Зуенок. Я наговорил столько ужасного в те дни и так жалею о тех словах. Жалею, что упомянул твоих родителей, которые сами были тебя не достойны.

— В тебе говорила ревность и обида…

— Это не оправдание. Я был скотиной, зациклившимся на своих чувствах, и совсем не видел тебя. Точнее я не желал. Измена…мне не просто принять тот факт, что моя жена переспала с другим мужчиной. Поэтому мне трудно тебя простить.

Я следила за ним, затаив дыхание. Пульс грохотал в висках от переменившихся событий.

— Ты можешь не прощать, простой знай, я всегда рядом, — ободряюще приподняла уголки губ, накрыв своей худой рукой его. — Но ты сам посмотри, что мы смогли достичь.

Повернувшись назад, мы смотрели на нашего сына, который сладко причмокивал во сне, а под веками бегали глазницы, ресницы дрожали, будто картинка в его сновидениях сменялась одна за другой, и он не успевал ее поймать. Артурик был не таким рослым в семь лет, был сухожилистым, что порой друзья его дразнили, но он был самым лучшим маленьким мужчиной, какого бы хотела иметь любая женщина с своей жизни.

— Мне нравится исход наших отношений.

— Мне тоже, — умиленно сказала себе под нос.

Окна начинали потеть от контраста холода и углекислого газа, который надышали, потому пришлось чуть приоткрыть окно. Мороз хлынул через маленькое отверстие, освежая мое горящее лицо, и выветривая остатки ужасной вони. Боже.

— Что ты будешь делать? — поинтересовалась, дабы убрать последние преграды к нашему нелегкому общению.

Он нахмурился и выпрямился.

— Вернусь в строй для начала.

— Хватит быть как баба, Зюзя!33 — вспомнила нашу излюбленную реплику Николая Петровича, улыбнувшись. — Тебе давно пора выбраться из дыры, Миша. Сегодняшний день должен стать точкой не возврата, надеюсь, ты понимаешь.

— Понимаю, — кивнул и пресыщенность раскрасилась облегчением. — Я…многое нужно обдумать и переварить.

Пожала плечами и с удивлением поджала губы. Я сама еще не знала, что будет со мной и Семеном. Я хочу быть с ним, так как наши отношения не поверхностны, если глубина их так бездонна, что нет желания останавливаться падать в них. Но что чувствует он по отношению ко мне?

— Пока что важно сохранить дружеские и целомудренные отношения ради сына. Я не хочу его травмировать нашим разрывом, поэтому хотелось бы как можно чаще проводить время с ним. То есть компенсировать то, что он теряет — целую семью.

— Я согласен. Но, Кать, ему все равно придётся столкнуться с последствиями нашего разрыва, как бы ты не сглаживала края.

— Знаю.

Мужчина зевнул, оповещая о том, что день выдался крайне изнурительным на психологическом плане. Хлопнула слегка по рулю и затараторила:

— Пойдем домой. Нормально поешь хотя бы. Что ты ел все это время? Заглатывал только таблетки с пивом?

Обычно небольшой юмор спасает смущение.

— Как ты угадала? — Выражение его лица напомнило Эйнштейна, в его не самом удачном кадре, когда глаза были поставлены так широко то ли от удивления, то ли его немного шарахнуло током. — Еще ел Доширак, какие-то диетические батончики, консервы, рыбу.

Наморщила нос. Набор смертного приговора для желудка.

Мы забрали ребенка без надобности его будить, и на руках мужа он напомнил мне первые дни его жизни, когда мы только увидели маленькую кроху в наших руках. Артур прижимался теснее к знакомому отцовскому теплу, словно почуял его присутствие. Этого будет не хватать, как и тех моментов, когда мы проводили свободные дни вместе. Да уж, иногда приходиться мириться с тем, что ничто не вечно.

Почему-то сардонический осадок еще долго не оставлял меня.

***

На пути к победе нам приходиться чем-то жертвовать. Знаете, например, предательство. Это сравнимо с оружием, когда конец меча разрубает твою плоть, рвет ткани и