Церковные колокола на самом деле были записаны на магнитофонную пленку, а динамики снабжены мощными усилителями, чтобы заглушать шум машин. По воскресеньям он всегда продавал очень много бензина. Дождь стал сильнее поливать улицу; он видел его струи в свете автомобильных фар отражавшимися в красно-зеленом танце от асфальта.

– Ладно, Фред. Давай потанцуем.

– Мне нужна еще минута, Бетт. Чтобы просто прийти в себя.

– Господи, да что с тобой такое? Выпей еще и забудь обо всем.

Он слышал, как ее ступни шуршат в танце по ковру под неумолчное дребезжание многочисленных амулетов на браслете, надетом на запястье.

– Танцуй со мной, черт возьми!

У нее была жеманная манера разговаривать, неестественно растягивая последние слоги слов: для нее это служило дополнением к намеренно созданному образу разочарованной во всем женщины. Она и отдавалась ему с мрачной покорностью, словно расплачивалась по долгам, всем своим видом показывая, что удовольствие получает только мужчина, а ее удел – одна только боль.

Она остановила пластинку резким и небрежным движением руки. В колонке раздался скрежет иглы.

– Что с тобой происходит?

– Ничего, говорю же тебе. У меня просто выдался тяжелый день, вот и все. А потом появился приятель из прошлого. Я знал его много лет назад.

– Я хочу знать, кто это был. Какая-то из твоих прошлых баб, верно? Одна из тех шлюшек?

– Нет, Бетти, я встречался с мужчиной.

Она подошла и прижалась к нему без особой нежности.

– И что особенного в этом виде, чтобы так долго торчать у окна? Скопище жалких маленьких домишек. Ты всегда говорил, что терпеть их не можешь. Так кто это был?

– Человек из одной крупной компании.

– И ты зачем-то им понадобился?

– Да, у них для меня деловое предложение.

– И кому мог понадобиться никчемный поляк?

– Им. – Он едва ли хоть раз пошевелился за все это время.

– Хочу тебя предупредить, что в банк тоже приходили, наводили о тебе справки. Заперлись в кабинете мистера Донэя и долго сидели. У тебя какие-то неприятности?

Он взял ее пальто и помог надеть. Очень галантно, широко расставив локти.

– Умоляю, только не в этот новый ресторан с официантами-мужчинами, ради бога.

– Но там же хорошо. Мне казалось, тебе в прошлый раз понравилось. И потанцевать можно сколько захочешь – ты это любишь. А куда тебе хотелось бы пойти?

– С тобой? Да куда угодно, где можно хоть немного по-настоящему повеселиться.

Уже держа дверь открытой, он всмотрелся в ее лицо и внезапно улыбнулся.

– Так и быть, Бетт. Эта ночь принадлежит тебе. Спускайся и заводи машину. Я закажу для нас столик. – Он сунул ей в руку ключи. – Я знаю одно местечко. Действительно шикарное.

– И что только на тебя нашло сегодня?

– Я даже позволю тебе сесть за руль. Мы проведем всю ночь в разгуле, – сказал он, направляясь к телефону.

Холдейн вернулся в департамент ближе к одиннадцати. Его ждали Леклерк и Эвери. В приемной что-то печатала Клэр.

– Я ждал тебя раньше, – заметил Леклерк.

– Ничего не вышло. Он не хочет вступать в игру. Думаю, со следующим кандидатом придется разговаривать тебе самому. Я больше на это не гожусь, – ответил Холдейн на редкость бесстрастно. Он уселся. Они в изумлении уставились на него.

– Ты предложил деньги? – спросил Леклерк после паузы. – Нам дали разрешение заплатить пять тысяч фунтов.

– Разумеется, я упомянул о деньгах. Но говорю же, он просто не хочет. Ему неинтересно. И вообще это исключительно неприятный тип. Уж простите. – Но он не стал объяснять, за что именно извиняется.

До них доносился стук машинки Кэрол.

– И что мы будем делать дальше? – спросил Леклерк.

– Без понятия. – Холдейн беспокойно посмотрел на часы.

– Должны быть и другие. Должны быть обязательно.

– Но не в нашей картотеке. Есть бельгийцы, шведы, французы без необходимой квалификации. Но Лейсер – единственный, кто свободно говорит по-немецки и прошел техническую подготовку. Если судить по бумагам, замены ему нет.

– В том смысле, что он еще и достаточно молод, ты это имеешь в виду?

– И это тоже. Придется отправлять кого-то из стариков. На подготовку человека с нуля у нас нет ни времени, ни возможностей. Лучше будет обратиться в Цирк. Уж они точно подберут кого-нибудь.

– Мы не можем пойти на это, – сказал Эвери.

– Что он за человек? – упорствовал Леклерк, не желавший расставаться с последней надеждой.

– Заурядный. С виду – типичный славянин. Невысокого роста. Уровень ротмистра, не более, что самое неприятное. – Он принялся рыться в карманах, чтобы достать счет из ресторана. – Одевается, как букмекер, хотя так одеваются сейчас все. Мне отдать это тебе или прямо в бухгалтерию?

– Но он не будет болтать?

– Не думаю.

– Ты объяснил ему всю важность задания? Необходимость служения новой родине, и все такое?

– Кажется, он считает себя уже достаточно лояльным. – Холдейн положил счет на стол.

– А политический фактор? Некоторые из этих иммигрантов очень чувствительны…

– Да, мы говорили о политике. Он иммигрант другого сорта. Считает, что полностью интегрировался, стал настоящим британцем. А чего ты от него ожидал? Клятвы верности польскому королевскому дому?

Он снова посмотрел на часы.

– Ты с самого начала не хотел его вербовать! – вскричал Леклерк, выведенный из себя равнодушием Холдейна. – Ты даже рад, что так получилось, Адриан. Это у тебя на лице написано! Боже милостивый, а как же департамент? Неужели он стал для него всего лишь пустым звуком? Впрочем, ты сам давно не веришь в наши возможности. Тебе наплевать! Что ты смотришь на меня со своей нахальной ухмылкой?

– Это ты больше не веришь ни во что, – сказал Холдейн. – Хотя утверждал: мы справимся.

– А вот я верю, – заявил Эвери.

Холдейн хотел ответить и ему, но в этот момент зазвонил зеленый телефон.

– Должно быть, из министерства, – погрустнел Леклерк. – Что я теперь смогу им сказать?

Холдейн молча наблюдал за ним.

Леклерк снял трубку, приложил к уху, а потом протянул ее через стол.

– Это коммутатор. Какого лешего они звонят по зеленому аппарату? Кто-то спрашивает какого-то капитана Хокинса. Это ведь ты, верно?

Холдейн стал слушать без малейших эмоций, отражавшихся на лице. Потом сказал:

– Да, думаю, это возможно. Мы подберем кого-нибудь. Здесь сложностей возникнуть не должно. Значит, завтра в одиннадцать. И, будьте любезны, без опозданий. – Он положил трубку.