Увидев Хантера, «духи» обозлено завыли шакалами – судя по всему, они знали – кто перед ними. Присутствие БМП на горке, наличие многочисленной охраны Кушима хорошо сдерживали душманов.

Узнав Наваля, появившегося из-за широкой «комсомольской» спины, басмачи снова завыли, в этот раз взяв ноту выше. Этот вой прозвучал почти радостно. Хантер смотрел на своих врагов спокойно, ему щекотало нервы, в глубине души было даже как-то приятно – его знают в лицо, считают достойным противником.

Процесс обмена прошел как-то обыденно, совсем не так, как пишут в книжках и газетах, снимают в фильмах.

– Аманатов – ко мне! – приказал безапелляционным тоном Александр, Наваль перевел.

От автомобиля муллы отделилась небольшая группа: трое пленных, держась друг за друга, едва передвигаясь на ногах, брели навстречу спасению. Два вооруженных «бармалея» караулили их по бокам. Дожидаясь, пока приблизится пленники, Шекор-туран с активистом ДОМА, держали Наваля при себе.

Поравнявшись с Александром, душман потянул к себе Наваля, а старлей – выдернул пленного шурави, «комсомолец» – афганских офицеров. Таким образом, обмен состоялся – счастливый Наваль оказался среди своих, а «комсомолец» отводил трех неудачников за собой. Александр все еще стоял перед воротами, глядя вслед своему «крестнику».

– Наваль! Ходи сюда, кое-что расскажу! – озорно выкрикнул он.

Басмачи зашевелили ушами, предчувствуя какой-то подвох, послышалось клацанье затворов. В ответ лязгнули затворы у племенного ополчения рафика Кушима. Наваль без боязни приблизился к Хантеру.

– Я хочу поблагодарить тебя, Наваль, – тихо промолвил Петренко. – За то, что вывел нас кяризом.

– А я тебе, Шекор-туран, – тоже тихо ответил племянник. – Чьто ты не даль мене марго зделать и перевьязал мой рана.

Старлей крепко пожал руку бывшему пленнику, Наваль ответил тем же.

– Предупреждаю тебя, Наваль, – громко объявил туран, отходя. – Ежели увижу тебя в прицел, обязан буду стрелять!

– Думай, чьто Аллах ето не допускать! – засмеялся Наваль, восприняв Сашкину игру.

Подойдя к пленным, стоявшим рядом с пуштунским «комсомольцем», Александр ощутил приступ ненависти ко всему мусульманскому миру: советский боец был избит до синевы, лицо представляло собой сплошную маску из месива, в котором смотровыми щелями угадывались кроваво-красные глаза, сочившиеся гнойными слезами.

Не лучше выглядели и офицеры-афганцы: побитые, изможденные, запуганные. Вблизи стало заметно, как по лохмотьям, оставшимся от форменной одежды, ползают несметные полчища серо-белых вшей, а смрад, исходящий от аманатов, вызвал рвотный рефлекс. Обувки на пленниках вообще не было, черные ступни ног сливались с грунтом. Все трое негромко плакали, до сих пор не веря в спасение.

– Кто такие? – спросил на всякий случай туран, скорее для того, чтобы с чего-то начать. – Откуда?

– Рядофий Уразоф, – прошепелявил беззубым ртом советский пленный. – Пулеметчик фторого фзфоду пятий рта А-кий батальон, шаш-ыш-шаш.

– Туран Асадим Шухраз, – представился афганский офицер, с трудом принимая некое подобие строевой стойки, – помощник начальник штаб Л-ской пехотной дивизии Д-кого корпуса Вооруженных Сил Афганистан.

– Баридан Навруз Ташик, – замотал головой младший афганец, из носа и ушей которого сочилась темная кровь, – командира пехотна взвода…

Более лейтенант ничего не смог сказать – громко зарыдал.

– Так, нечего рыдать! – зычно скомандовал Хантер, чьи интонации адресовались не столько пленным, сколько – своим бойцам и пуштунам, заинтересованно наблюдавшим за процессом обмена. – За мной, шагом марш! – как на строевом плацу, заорал он.

Строевого шага у аманатов не получилось, казалось – у них отбито все напрочь: гениталии, почки, суставы, ступни. Шатаясь, держась друг за друга, они с трудом преодолели некрутой подъем к БМП, где ждали десантники.

Активист ДОМА с Хантером не помогали им, шагая сзади, с оружием наизготовку. К всеобщей радости, эксцессов не произошло. На кургане оказалось – бережливый и хитрый Зверобой прихватил с собой термосы с пищей, принесенные охранбатовцами. Первым делом сержант предложил покушать, пленники со звериной радостью согласились.

Не успел Лось разлить по котелкам холодный и невкусный гороховый суп, покрытый пленкой комбижира, как аманаты, не ожидая хлеба и ложек, с животным выражением на лицах, давясь и захлебываясь – руками сожрали все, без остатка… Зрелище не для слабонервных!

– Стой! – закричал Хантер, с ужасом наблюдая, как бедняги, уподобившись псам, вылизывают пустые котелки и грязные руки. – Больше не наливай! – скомандовал он Лосю.

– Так они ж голодные… – по-простецки ответил тот.

– Кулик, нельзя им с голодухи много и сразу, – вспомнил Александр воспоминания деда и бабки о голодоморе 33-го года. – Заворот кишок может случиться.

– Туран! – взмолился баридан. – Дай, дай нам кюшат! Ми уже третья сутка сапсем ничего не кюшат! – снова заплакал аманат.

– Нельзя, саиб баридан! – твердо промолвил старший лейтенант. – Иначе живот сведет, и будет тебе харап, понял?

– Фамиди, саиб туран, – за всех ответил капитан-афганец, держа за плечи лейтенанта, продолжавшего биться в рыданиях.

– Как попали в плен? – спросил Александр, пытаясь отвлечь несчастных от болезненного пищевого вопроса. – Ты, Уразов, – обратился он к пулеметчику. – Как в зиндане у муллы оказался?

– Я, тофарищ кафитан, – беззубо шепелявил узбек, – на «точка» стояль по дорога на Асадабад. Ноччу деды паслали миня и ещьо одного, из молодых, за чарсом ф ближний кишлак. Там нас «духи» и фзяли, дружка моего, Фолодьку кастрировали жифьем, потом, ещьо жифого, на кол посадили, а как он умер – голаву клычом срезали. А я знаю первую сура Коран и рассказаль им, кагда ани нас прали. Миня ударили по башке прикладом и потащили ф горы… – заплакал мотострелок, сидя возле пустого котелка. – Дайте чарсу курнуть, тофарищ капитан! – вдруг взмолился он со слезами в голосе.

– Нет у нас наркоты! – отрезал Хантер. – А чего это ты так плотно присел на дурь? – спросил он пленного.

– Нас всех посадили на наркотики душманы, – снова за всех ответил туран Шухраз. Очевидно, он был единственным из аманатов, еще сохранившим мужество и присутствие духа. – Чарс нам постоянно падмешивали в табак, еду и даже воду, – грустно сообщил капитан. – С одной стараны, ето помогало пережить все ужаси плена, а с другой – усугубляло наше положение, визивая зависимасть…

– А откуда ты, туран, так хорошо знаешь русский язык? – изумился Хантер.

– Я учился в Одессе, в военном училище, чьто готовит иностранних специалистов, – спокойно сообщил афганец. – И панимаю разница между русським и украинском языком. Па твой разговору, туран, могу предпалажить, что ты, скорие всего, из Центральной Украины, правда?

– Именно так, капитан, ты прав! – улыбнулся Хантер, довольный, что в этом диком краю, за несколько тысяч километров от воспетых Шевченко вишневых садов, упоминают милую его сердцу Родину. – В плен, Асадим, как попал? – поинтересовался он.