– Ох, Ро, я знаю! – воскликнула Лайла с притворной искренностью. – Разве это не ужасно?

Шелли посмотрела на Джо.

– Лайла!

Дочь изумленно округлила глаза. На лбу вылез свежий прыщ, красный и выпуклый. Джо попыталась найти в себе хоть немного теплоты или сочувствия и не обнаружила ничего, кроме усталости и разочарования. Без лишних слов она протянула руку, Лайла отдала ей ключи от машины и с топотом ушла в свою комнату.

– Ага, – услышала Джо вечером, проходя мимо закрытой двери ее спальни. – Называется «Женский круиз». – Она издала гаденький смешок. – Как думаешь, куда они поплывут? На остров Лесбос?

Лайла окончила среднюю школу на тройки, поступила в колледж Эмерсона в Бостоне, и после первого же семестра ее отчислили. Потом был семестр в Бингемтонском университете в Нью-Йорке, с тем же результатом. В начале нулевых она вернулась в Коннектикут, подала документы в Хартфорд, все еще не представляя, чем хочет заниматься в жизни. Скобки сняли, прыщи сошли на нет, а на восемнадцатилетие Дэйв оплатил ей пластику носа, невзирая на яростные возражения Джо. «Твой нос придавал тебе индивидуальность!» – сокрушалась Джо, гадая, что сказали бы на это ее родители, обладатели типичных семитских черт, особенно отец, говоривший по-английски с сильным акцентом. Теперь ее младшая дочь походила на еврейку не больше, чем сэндвич с ветчиной, как однажды сказала Ким Мисси. «Не нужна мне индивидуальность! – заявила Лайла после операции. Вокруг глаз темнели синяки, лицо – в бинтах. – Я хочу стать красивой!»

К двадцати годам желание Лайлы исполнилось. Она превратилась в настоящую красотку с изящной стройной фигуркой и широким подвижным ртом. У нее были густые, сияющие темно-каштановые волосы, нос, скулы и подбородок – надменно вздернуты. Лицо она носила как камею и прекрасно знала себе цену. Вокруг нее увивались юноши и мужчины, ее телефон постоянно звонил или вибрировал, разрываясь от входящих звонков и текстовых сообщений. Лайла пользовалась успехом, но так и не закончила учебу и не определилась с карьерой. Она подрабатывала то здесь, то там и зависела от доброты родных, и не только. Как подозревала Джо, она принимала финансовую помощь от мужчин.

Джо вздохнула. Тихо играло радио, наполняя машину новостями про недавний взрыв «ипотечного пузыря» и отчуждение банками заложенной недвижимости. Шелли сжала ее руку. Три недели назад, моясь в душе, Джо обнаружила в груди шишку. Она не хотела волновать Шелли понапрасну, однако та сразу поняла, что случилось неладное, едва Джо вышла из ванной.

– Тут что-то странное, потрогай! – попросила Джо, положив пальцы Шелли на шишку.

– Позвони доктору Мэллорс и узнай, сможет ли она тебя сегодня принять, – сказала Шелли, осторожно пощупав уплотнение.

После этого была маммограмма, биопсия, диагноз, план операции, лучевой терапии и химиотерапии. Джо поделилась с Бетти, и та предложила любую помощь. «Приезжай на День благодарения, – попросила Джо. – Я собираюсь рассказать девочкам». Бетти пообещала, что они с Гарольдом приедут.

Джо выехала на Меррит-Парквей и задумалась о старших дочерях, с которыми не напортачила. Ким успешно окончила юридический факультет и работала в офисе федерального прокурора США. В двадцать пять лет она вышла замуж, что показалось Джо слишком рано, хотя сама она выскочила за Дэйва в двадцать два, но Ким заявила, что вполне уверена в своем Мэтте. Они познакомились в Пенсильванском университете. У Мэтта была приятная внешность и дружная семья, что не могло не привлечь Ким, учитывая развод ее родителей. Три месяца назад она родила второго ребенка – девочку по имени Леони. Ким с Мэттом, зарабатывавшим неприлично много на Уолл-стрит, покинули шумный Нью-Йорк и переехали в пригород Нью-Джерси.

Мелисса перешла из Нью-Йоркского университета в колледж Рэдклиффа на издательские курсы, потом в литературное агентство на стажировку, где и устроилась на работу («Платят не слишком хорошо, хотя, по крайней мере, сама себя обеспечивает», – сообщила Джо сестре). Пять лет назад она ушла из агентства и стала работать на Лесли Шауба – одного из самых известных издателей в Америке. Каждый год его книги получали престижные премии. Лесли открыл двух американских писателей, которым пророчили Нобелевскую премию, среди его подопечных были лауреаты Букеровской и Национальной книжной премий, многие выпускаемые им книги становились бестселлерами. Крепкий, энергичный мужчина слегка за семьдесят с гривой вьющихся седых волос жил в особняке в Верхнем Ист-Сайде и любил устраивать там вечеринки. Знаменитые писатели, издатели и литагенты Америки потягивали коктейли, лакомились легкими закусками и глазели на Джоан Дидион, Салмана Рушди или еще на каких-нибудь скандально известных фигур. Став правой рукой Лестера, Мисси присутствовала на встречах с авторами, общалась с их литагентами (если они были живы и писали) или с распорядителями литературным наследием. Она вела записи, готовила служебные записки и следила за тем, чтобы авансы и гонорары выплачивались вовремя. Мисси читала все рукописи, которые редактировал Лесли, и делилась с ним своими замечаниями. Каждый год она занималась парой-тройкой своих проектов – редактировала сборник стихов или дебютный роман, – и подразумевалось, что через семь или восемь лет работы с Лесли сама возглавит издательство.

Мисси все еще была одинока. Она часто ходила на свидания, но так и не обзавелась семьей, и Джо боялась, что Мисси считает всех мужчин лживыми изменщиками, как ее отец. Лучше уж жить одной и ни о чем не волноваться, как, наверное, приходилось Ким.

Джо полагала, что девочки счастливы. Ким говорила, что ей нравится быть матерью, и Джо улыбалась, вспоминая, как была без ума от собственных детей. Мелисса рассказывала матери о всех своих проектах и трудных авторах, над которыми работала, и Джо светилась от гордости, вспоминая, как ей нравилось с головой уйти в книгу, в составление плана урока или даже в заметку для Avondale Almanac. Думая о третьей дочери, Джо говорила себе, что Лайле лишь немногим за двадцать. Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что младшая сестра двух таких выдающихся женщин еще не раскрыла свои таланты и до сих пор ищет дорогу в жизни. «Она добьется успеха», – говорила себе Джо.

Шелли взяла с приборной панели новый айфон Джо и вгляделась в экран, сначала опустив, затем подняв подбородок. Уже несколько лет она носила бифокальные очки, но так к ним и не привыкла.

– Сверни здесь, – велела Шелли, и Джо повернула, медленно проехала по улице и припарковалась на обочине.

Новый дом Ким и Мэтта был огромен. «По-дурацки большой», – выдала Лайла, увидев его впервые, и Джо так и не смогла подобрать более подходящего определения. Дом не принадлежал ни к одному архитектурному стилю, если только не считать стилем нагромождение разнородных элементов. Видимо, изначально планировался особняк в колониальном стиле, потом архитектор раззадорился и добавил крыло там, портик здесь, гараж на четыре машины справа, башенку слева. Ряды прямоугольных окон, мансардные окошки, эркеры и запредельно высокий парадный вход, ведущий в двухэтажную залу размером с баскетбольную площадку. Ладно эстетическая сторона, хуже другое: дом словно нарочно спроектировали таким образом, чтобы каждый член семьи жил сам по себе. Детей разместили в отдельном крыле, куда входили комната няни и вторая кухня, а цокольный этаж Мэтт превратил в просторную берлогу с домашним кинотеатром, баром и тренажерным залом. В доме могла бы жить дюжина человек, и за долгие недели они бы даже не встретились. Джо гадала, не в этом ли смысл подобной планировки.