Зря спросила. Дока словно прорвало.

– Довольствие?! – с визгом воскликнул он, словно она его в чем-то обвинила. – Да вы хоть знаете, что за дрянь нам здесь приходилось есть?! У нас в Рейхе собак лучше кормят! Я нисколько не преувеличиваю! Красные и сами жрут, как скоты, и других…

– Скоты, говоришь? – оборвал дока скрипучий голос.

Одноглазый как раз сидел лицом к доку, а Гончая и не заметила, когда он успел проснуться. Хотя, может, он и не спал, а лишь притворялся, прищурив свой единственный глаз. Как бы там ни было, он разобрал последние слова дока.

– А ты, значит, не скот? – одноглазый легко поднялся на ноги и двинулся на доктора. Контузия и ранение не лишили его сил, в чем убедилась Гончая, наблюдая, как он качает приводные рычаги дрезины наравне с Палачом. – Конечно, не скот. Ты же из Рейха, сука!

С этими словами одноглазый выбросил вперед кулак (правый, вопреки своему прозвищу) и впечатал его в физиономию дока. Тот не потерял сознание, хотя выбери одноглазый точкой удара подбородок, это бы наверняка случилось, но все его лицо залило кровью, которая брызнула и из разбитого носа, и из расквашенных губ. Каким-то образом кровь попала доку даже на лоб и на волосы.

Док не заголосил лишь потому, что от боли потерял дар речи. Гончую не раз били по лицу, и она догадывалась, что доктор сейчас чувствует. Он лишь моргал и очумело пялился на своего обидчика.

– Моя бы воля, я бы вас всех, суки, спалил вместе с вашим поганым Рейхом, – признался одноглазый и замахнулся снова.

Док в ужасе отшатнулся, но лишь споткнулся об ящик, на котором сидел, и упал на него. В последний момент одноглазый передумал и смазал барахтающегося на ящике доктора раскрытой ладонью по уху. Хорошо смазал. От такого удара вполне могла лопнуть барабанная перепонка.

У дока, видимо, наступил шок. Только поэтому он не заголосил на весь подвал, а лишь клацал зубами. Наблюдатели тоже молчали: брамин изумленно, Гончая заинтересованно.

– Мама, он же его убьет, – пискнула проснувшаяся Майка.

– Не убьет. – Гончая оценивающе прищурилась. Судя по расчетливости ударов, одноглазый не ставил такой задачи.

– Все равно! Останови его!

«А стоит ли?» – подумала Гончая. Док так старательно создавал для себя комфортные условия существования. Даже убил для этого человека ее руками. Теперь для разнообразия узнает, каково жить в метро вне зоны комфорта.

Но Гончая заметила, как доктор смотрел на Майку на платформе. Если бы она не знала дока раньше, то решила, что тот смотрит на девочку с уважением. И он привел ее туда вопреки запрету Стратега. Выходит, вмешаться все-таки стоило.

Чтобы не терять времени, Гончая выхватила из кармана собственные наручники.

Когда-то давно она училась сбивать камнями консервные банки. Это был первый навык девчонки, со временем превратившейся в Гончую. Она поставила в неосвещенном туннеле три жестяных банки за пять, десять и пятнадцать шпал от себя. Первую было видно хорошо, вторую плохо, третью не видно совсем. Первую банку она сбила почти сразу, со второй провозилась немногим дольше, третья загремела по шпалам лишь к вечеру. На второй день она сбивала первые две банки первым броском, а в третью попадала с четвертого на пятый раз. Зато на пятый день непрерывных тренировок (кожа на ладонях почернела от грязи и покрылась царапинами от острых камней) банки слетали с места после каждого броска.

Сейчас Гончую отделяли от затылка одноглазого каких-то шесть шагов. Она просто не могла промахнуться. А прикончить Левшу нетрудно, увесистые стальные наручники вполне годились для того, чтобы проломить ему череп, но пока это не входило в ее планы.

Гончая коротко свистнула, но тут же вспомнила, что это бесполезно – человек все равно ее не слышит, и метнула наручники. Они треснули его по макушке – этакий хороший подзатыльник, отвешенный железной рукой. От сильного удара одноглазый повалился вперед и остался лежать неподвижно.

– Вы убили его, – объявил доктор. Он забился в угол и оттуда взирал на тело своего обидчика.

«Только этого не хватало!» – испугалась Гончая. Выпрыгнув из гамака, она подбежала к Левше. Кровь выступила на затылке, но не так уж много – наручники содрали кожу. Зато голова цела.

Гончая прикоснулась к шее поверженного противника. Под кожей бился устойчивый пульс. Она облегченно выдохнула. Всего лишь нокаут, может, еще сотрясение мозга. Док явно поторопился с выводами.

Гончая подобрала с пола наручники, подвинула ближе деревянный ящик и приковала запястье одноглазого к его ручке.

– Так он жив? – догадался док.

Гончая пожала плечами.

– Вынуждена вас огорчить.

– Но этот человек опасен. Вы же видели, что он со мной сделал. Лучше…

– Прикончить его? – перебила доктора Гончая. – Тогда сделайте это сами. И советую поспешить, он скоро очнется.

Док замотал головой, сначала медленно, потом быстрее.

– Нет-нет, я не убийца. – Он взглянул на Майку и повторил: – Не убийца.

Гончая пожала плечами: каждый сам делает свой выбор, и принялась обыскивать одежду Левши. Только последний разиня или не дорожащий жизнью неудачник оставляет противнику оружие, а оружием в рухнувшем мире может послужить что угодно.

* * *

Первое, что сделал одноглазый, когда очнулся, это обвел мутным взглядом присутствующих и уже затем ощупал разбитую голову. Гончая подумала, что поступила бы точно так же.

Отложивший свою писанину брамин протянул ему относительно чистый носовой платок.

– Возьмите, можете порвать на бинты, если нужно.

Одноглазый молча отвел в сторону протянутую руку, скорее всего он даже не разобрал слов, так как в это время смотрел в другую сторону, и уставился на Гончую. Она молча выдержала его хмурый взгляд, решив дождаться, что он скажет.

Одноглазый ничего не сказал. Молча ощупал карман, из которого она вытащила его многофункциональный складной нож, имеющий, помимо лезвия, пилу, шило, кусачки и даже маленькие пассатижи, и снова взглянул на Гончую. Если бы взглядом можно было сжигать, она бы уже превратилась в пепел. Но одноглазый не обладал такой способностью.

– Не злись на маму. Это я попросила ее остановить тебя, – призналась Майка.

Одноглазый зыркнул на Майку таким же исполненным ненависти взглядом и отвернулся. С его стороны это оказалось разумно. Если бы он попытался оскорбить или обидеть девочку, Гончая заставила бы его пожалеть об этом. Чтобы у Левши не сложилось ошибочного впечатления, что это может легко сойти с рук, она решила не освобождать его. Но одноглазый справился и без ее помощи. Несколькими ударами ноги он разбил деревянную ручку ящика, освободил кольцо наручников, после чего привалился спиной к стене и закрыл свой единственный глаз.

Его смиренное поведение не обмануло Гончую. Майку тоже.