– Кристи, – выдохнул он, – ты даже не представляешь, какая ты… и что ты для меня значишь.

Кристина закрыла глаза и погрузилась в его умопомрачительную ласку. Ее ускользающего сознания хватило только на короткое слово:

– Что?

– Ты – мое самое сокровенное рождественское желание, единственное желание, – хрипло пробормотал Ник и коснулся губами ее обнаженного плеча, отчего Кристина чуть не вскрикнула. – Я безумно тебя люблю… Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

– За что? – вновь запротестовала она, но протест вышел довольно слабым.

– За то, что происходит сейчас? За то, что я делаю?

Вместо ответа на вопрос, который она не поняла до конца, Кристина потянулась к Нику всем телом, и чудо рождественской ночи повторилось.

* * *

Кристина долго лежала, не шевелясь, чтобы продлить сладкое очарование и безмятежность сна, из которого так не хотелось выбираться, но, в конце концов, приоткрыла глаза. В комнату сквозь плотные шторы просачивался яркий утренний свет, отчего предметы вокруг приобрели все оттенки полутеней вперемешку с желтыми пятнами на полу и на стенах. Все преобразилось до неузнаваемости: и тлеющий камин, и мебель, и овальное зеркало в углу, в котором затаились солнечные зайчики.

Но перемена произошла не только вокруг, но и внутри самой Кристины: она это чувствовала, но не могла понять, что же случилось, пока она спала. Она поморгала и внимательно прислушалась к своим ощущениям: разница была, и огромная, но в чем?

На ее лицо упал лучик солнца, и на нее тут же снизошло озарение.

Ошеломляющее озарение.

Как в игрушечном калейдоскопе цветные стеклышки ссыпаются в один неповторимый узор при повороте трубки, так и мельчайшие брызги ее воспоминаний стремительно сливались в единый поток, который оглушительно грохотал у нее в ушах Ниагарским водопадом.

Чикаго. Ее квартира… Она возвращает кольцо Гордону… Миранда приглашает ее в гости… Джип с тонированными стеклами… Настольная игра в подарок малышу Билли… Белый кокон больничной палаты, какие-то трубки, голоса, незнакомые люди… Снова Миранда… Разбитая машина… Ник… Озеро…

Среди тысяч истин, обрушившихся на нее подобно лавине, одна потрясла ее больше всего: она никогда не была замужем за Ником Вудом.

Она вообще никогда не была замужем!

А если была и не помнит? Не до конца все вспомнила? А вдруг ей просто приснилось что-то про аварию, про ее прошлое? Может, это не воспоминания? Или не те воспоминания?

Нет, не может быть. Откуда мог появиться Ник? Чепуха какая-то…

Кристина приподнялась на локте и оглядела комнату: все как вчера, мерцает огнями елка, по стенам разливается мягкий солнечный свет из окна. С одной стороны кровати приспущен полог, и его зеленые шелковые кисточки лежат на постели. Все как вчера, только все, совершенно все изменилось вокруг и в ней самой.

Одна вещь – она знала наверняка – произошла с ней впервые в жизни, минувшей ночью. В этой комнате и на этой постели. Об этом свидетельствовали и новые ощущения, и целый ворох воспоминаний. Тоже новых.

Вспомнив вчерашний вечер и раннее утро, Кристина чуть не вскрикнула. Этого не может быть! Как такое возможно?

Тут ее испуганный взгляд упал на вторую подушку.

– Господи, что же это?

Она в полном замешательстве смотрела на спящего рядом с ней мужчину, безумно красивого, близкого и… чужого.

Это был он.

Тот самый человек, которого она мучительно, безоглядно полюбила в выпускном классе.

Тот самый человек, который знал и понимал ее больше, чем кто-либо другой на земле.

Тот самый человек, над чувствами которого она зло надругалась десять лет назад.

Тот, кто снился ей по ночам, о ком она думала днями, к кому стремилась столько лет. Назад, к нему. И к себе самой тоже.

Тот, кто не должен был простить ее никогда.

Ник Вуд.

Это был он и не он.

Рядом с ней спал сильный молодой мужчина, с теми же светлыми густыми волосами и длинными ресницами, которые она запомнила на всю жизнь. С той самой легкой тенью улыбки, которая украшала его совершенное печальное лицо. Он спал, подложив одну руку под голову, а в другой крепко сжимал ее запястье, словно боялся, что ночью она может исчезнуть, и поэтому удерживал ее рядом с собой. Кристина чувствовала его спокойное глубокое дыхание на своей раскрытой ладони.

Как могло так случиться, что он оказался рядом и не просто рядом, а настолько рядом?

Цепочка событий начала выстраиваться в голове Кристины звено за звеном, событие за событием. Она увидела мшистые камни и маленький пляж, залитый лунным светом. Она увидела беседку, увитую молодым плющом. Она увидела веревочные качели, раскачивающиеся на ветру.

А потом все эти картинки разом исчезли, растворились в сером небе, бескрайнем свинцовом небе боли и непонимания. Это небо, суровое и в то же время хрупкое и уязвимое, нависло над ней, готовое пролиться чудовищной скорбью, заглянуло прямо ей в душу, в самые тайные уголки, закрытые от чужих глаз обманчиво-надежными замками, и Кристина осознала, что никакое это не небо вовсе…

И в этот момент ее охватил непередаваемый, почти животный ужас. Ей стало страшно, так страшно, что даже намокла ладонь, комкающая сейчас простыню, а во рту пересохло, и она отчетливо услышала, как воздух со свистом вырывается из груди при каждом ее судорожном вдохе и выдохе.

То, что произошло в ее жизни несколько лет назад, несколько дней назад, несколько минут назад, а, главное, то, что происходило с ней сейчас, в эту самую секунду, не укладывалось ни в какие рамки ее восприятия и напрочь лишало способности хоть сколько-нибудь здраво мыслить.

Нет. Этого не может быть. Только не с ней. Не в ее размеренной, налаженной, предусмотренной и четко распланированной по ежедневнику жизни, в которой нет места любого рода сюрпризам и неожиданностям, в которой все события давно уже тщательно выстроены в причинно-следственную цепочку, намертво привязывающую ее к реальности.

Этого просто не может быть.

Кристина оцепенела от неимоверной тяжести и переизбытка ощущений. Она до смерти испугалась вопиющей очевидности и неизбежной связи всех событий и воспоминаний, затопивших пустоту ее памяти, и больше всего – того человека, который находился рядом с ней.

Он один был средоточием всех ее бессвязных мыслей и неконтролируемых эмоций, эпицентром всех ее чувств от сдавливающей грудь чудовищной вины до бьющейся в ритме сердца потребности быть с ним, от раздирающей душу враждебности до необоримого притяжения.

Эпицентр всей ее жизни.

Смысл ее жизни.

Сама ее суть.

Ник Вуд.

– Что это такое? – ее голос с беззвучного шепота стремительно перерос в крик, из-за чего конец фразы прозвучал так громко, что Ник проснулся.