но прежде чем успевает выстрелить, хала срывается с места. И с тошнотворным треском впивается зубами в голень Джейме.

Тот взвизгивает, его кожа обугливается и пузырится. Дробовик с грохотом падает к его ногам, грязь впитывает его кровь, земля окрашивается серебряным, красным и черным. Едва Джейме успевает скорчиться, лис отпускает его ногу и вцепляется в плечо. Плоть легко поддается, обнажается волокнистое месиво кровавой раны. Уэс способен лишь в ошеломлении и ужасе смотреть на все это, с трудом поднимаясь на ноги.

Маргарет выхватывает из ножен на бедре нож. Его лезвие отражает сияющую белизну меха. Нож она вонзает в спину лиса.

Тот верещит, и от этого звука содрогаются все кости в теле Уэса и леденеет кровь в жилах. Он ужасен, как крики тысячи человек, различимые сквозь пронзительный, жуткий голос лиса. Хала бьется, пока не вскакивает на ноги, потом несется в гущу деревьев, а покрытая символами рукоятка все еще торчит возле его хребта.

– Давай! – кричит Уэс.

– Я не могу убить его без тебя.

– Сейчас догоню, – он стреляет взглядом в Джейме. – Мне надо заняться им.

Маргарет колеблется, но кивает. Едва она скрывается в подлеске, Уэс переводит взгляд на Джейме. Он лежит у самых мысков его заляпанных кровью и грязью ботинок. И держится за зияющую на плече рану так крепко, словно надеется запихнуть в нее изуродованную мышцу. Отчасти Уэс восхищен тем, как стойко он держится. Ни слез. Ни просьб. Он лишь гневно глядит на Уэса глазами, полными злой гордости.

– Ну что, давай, – выговаривает Джейме.

– Ты вообще о чем?

– Не прикидывайся. Ты ведь ради этого остался? Чтобы отомстить?

Уэс не может отрицать, что эта мысль обладает для него притягательностью странного рода. Пожалуй, Маргарет всегда была права, сомневаясь в нем и опасаясь его. Таится в нем нечто темное, что наслаждается этой пьянящей властью. Голову кружит осознание, что наконец-то у него на руках все козыри и чужая жизнь всецело зависит от него. Частица божественного живет в каждом из них, но лишь алхимик способен поставить эту искру себе на службу. А искра Джейме по сравнению с его – бледный, почти незаметный проблеск.

Ради этого он и хотел стать алхимиком. Чтобы защищать людей от таких, как Джейме Харрингтон. За все, чему он их подверг, за все, чему намерен и впредь подвергать беззащитное население Нового Альбиона, было бы справедливо или положить конец его мучениям, или, по крайней мере, отвернуться и дать ему истечь кровью. Никто не усомнится, что рану нанес лис, если завершить начатое им с помощью алхимии. Девяносто девять процентов человеческого тела состоит из шести простых компонентов – углерода, водорода, кислорода, азота, кальция и фосфора. Уэс прикидывает, больно ли при этом будет, или тело вспыхнет все сразу. Размышляет, с одинаковой ли легкостью можно провести разложение камня и человеческого тела. Если Все Едино и Единое – во Всем, какая, в сущности, разница?

Джейме читает все эти мысли по его глазам. У него вздрагивает кадык.

Но Уэс просто не может.

Он не в состоянии решить эту комплексную задачу. Недостаточно верить в лучшее будущее, словно это что-то столь же неизбежное и вечное, как сам Бог. Он должен это будущее потребовать. Должен работать ради него. И хотя Джейме заслуживает страданий, и несмотря на то, что никогда не изменится и никогда не перестанет ненавидеть его, Уэс не может заставить себя размахнуться краденым моментом превосходства как дубиной. Если он намерен изменить мир и убить хала с чистой совестью, сделать это надлежит на своих условиях.

– Ну, давай, – говорит Уэс. – Поднимайся.

В меру своих сил, тем более что Джейме почти вдвое крупнее и неуклюж как никогда, Уэс взваливает его здоровую руку к себе на плечи. Боль в боку усиливается на каждом шагу, но он умудряется дотащить раненого до дерева. Прислонив его стоймя к стволу, Уэс стаскивает с себя пиджак.

– Ты чего делаешь? – стонет Джейме.

– Перевязку, – рявкает он. – Тебе что, жить надоело?

Джейме умолкает, хотя продолжает исходить почти осязаемым гневом, который отчетливо чувствует Уэс. Морщится, когда Уэс затягивает рукава пиджака узлом выше раны на плече – достаточно туго, чтобы остановить кровотечение.

– Почему?..

– Я бы лучше дал тебе умереть, но, думаю, Маргарет убьет меня за такое, а этого я допустить пока не могу, – он хлопает его по здоровому плечу. – Зато теперь ты в долгу перед банвитянином. Запомни.

Как бы Уэсу ни хотелось задержаться и позлорадствовать при виде горечи и смятения, исказивших лицо Джейме, ему надо отыскать девушку – и убить лиса.

32

Легкие Маргарет жжет, словно они полны морской воды, но она не сбавляет скорость. Стоит ей промедлить всего мгновение, хала скроется из виду. И все их мучения, все, ради чего они сражались, окажутся напрасными.

Ветви над головой рвут слабую струйку лунного света в клочки, но его все же хватает, чтобы дорожка крови хала давала маслянистый, переливчатый отблеск. Перед собой Маргарет видит Бедокура и гончую Джейме – рыжее и черное пятна в тумане. Они скрываются в зарослях, и Маргарет вырывается на поляну спустя считаные мгновения после них, отряхиваясь от листьев и паутины. И как раз успевает увидеть, как хала, цепляясь когтями, взбирается по толстому стволу секвойи. Бедокур обегает вокруг дерева и торжествующе лает.

Наконец-то хала загнан в угол.

Маргарет сдергивает с плеча ружье и прицеливается. Есть что-то душераздирающее в том, как выглядит еще недавно величественный, а теперь раненый и испуганный хала в перекрестье ее прицела. Ее нисколько не радует то, что она положит конец его долгой жизни, ведь она чувствует странное родство с этим существом. Дело не только в ее крови ю’адир, не только в том, что он спас ей жизнь. А в том, что сотни лет он ускользал от каждого, кто надеялся убить его. И выживал. Может, подобно ей, это единственное, чего он всегда хотел.

Прерывисто вздохнув, она стреляет.

Тонкая ветка, на которой хала нашел убежище, ломается под ним, и он, несмотря на отчаянные попытки зацепиться за что-нибудь когтями, летит вниз, изворачивается в воздухе и с глухим стуком падает на бок.

Собаки сразу кидаются в бой. Бедокур хватает хала за загривок, гончая Джейме – за ногу. Хала огрызается, корчится и верещит. Продлевать его мучения таким образом – страшная жестокость, но ей не остается ничего другого, пока Уэс не найдет их.

Она добилась своего, но случившееся не ощущается как триумф. Ее мутит от чувства вины и