Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изо всех сил старающийся угодить хозяйке Пауль быстро достигает резервуара.... быстро находит единственную трещину-пролом.... моментально протискивается сквозь неё.....И-и-и-и.... ВСЁ! Отныне вся вода в резервуаре становится частью его тела — пока в этом мире существует маунт-кракен, клан может не бояться угрозы с этой стороны! Подземелье и город спасены! Спасены огромные запасы зерна и иного продовольствия, грибная и червивая фермы, а это значит обитателям зоны переноса не придётся безжалостно обгладывать-обдирать тайгу и проживающие в ней и вокруг племена для того, чтобы банально прокормить себя! Всего сорок мешков иномирной соли уберегают огромный регион и сотни племён от скорой и невиданной по жестокости войны, уберегают Драконов от большого греха, спасают десятки, сотни тысяч, возможно миллионы разумных и неразумных существ от тотального истребления, от АДА на Земле. Сорок мешков!
*
Часто говорят '' беда не ходит одна '', но случается и ровно обратная ситуация. Через пару часов после окончания подземного наводнения, Анариэль и возглавляемая ей группа магов получают разрешение Малого совета на новую попытку. На этот раз сильнейшему в клане магу школы Земли и её товарищам сопутствует успех — пускай им так и не удалось полностью прекратить терзающие-сотрясающие зону переноса подземные толчки, но установленный ими масштабный магический фильтр смягчил их до более-менее приемлемого уровня. Конечно 2-3 балла это тоже не сахар... но согласитесь, это всяко лучше 7-8.
*
Новая цитадель. Личные покои.
Поздняя ночь.
Аманиэль — эльфийка, маг, член цеха некромантов.
Смертельно уставшая девушка вломилась в личные покои полностью опустошённой, без мыслей, без чувств, без желаний внутри! Ни дать, ни взять — деревянная кукла, а не живое существо! Вломилась и прямо такой как была, грязной, мокрой и вонючей, прошлёпала прямиком в спальню, не обращая внимания на остающиеся за ней грязные следы... прощайте дорогие, вытканные на полуострове гонзо ковры. Впрочем прежде чем с маху броситься на кровать, сапоги Аманиэль всё же сбросила, прямо на ходу содрала с себя и не глядя куда с ненавистью отбросила прочь, на большее её не хватило. Узорчатое шёлковое покрывало кровати тихим-робким шелестом поприветствовало ничком рухнувшую на него хозяйку.
Проскользнувшие в покои вслед за игруньей питомцы устали-вымотались не меньше неё... однако ни один из них даже не попытался напомнить госпоже о своих нуждах. Крупный, похожий на волка чёрный пёс тихо-тихо прошлёпал к своей подстилке и тяжело опустился на неё, при этом не сводя взгляда не по-собачьи умных глаз с фигуры на кровати — ему страшно хочется есть и спать, и попить бы он не отказался, как и избавиться от слоя покрывавшей его сажи... но лежит и смотрит, боясь побеспокоить хозяйку. Влетевший одновременно с псом ворон привычно вспорхнул на свою полку и затих, так же как и пёс не отводя взгляда от игруньи на подстилке. Спрыгнувший со спины пса сиреневый паук быстро-быстро достиг определённой ему для жизни коробки, в отличие от других питомцев в просторной коробке у него есть плошки с водой и едой... однако он не ест и не пьёт, просто не может есть-пить, пока хозяйка находится в столь жутком состоянии.... не может!
Если бы только в покоях оставались личные заготовки Аманиэль, они бы никогда не допустили подобного безобразия — они бы несомненно позаботились о некромантке: раздели бы её, разули бы, бережно стянули с ног мокрые и порвавшиеся во многих местах чулки, вымыли, расчесали бы её роскошные локоны, накормили и правильно уложили спать под лёгкое как пух одеяло, на алые атласные простыни. Один из них сыграл бы ей убаюкивающую мелодию на арфе, девушки-служанки с любовью подоткнули бы одеяло, поправили подушку, спели бы ей колыбельную. Если бы госпожа пожелала, любой и любая из них с радостью разделили бы с ней постель и постарались утешить её известным способом или послужили бы ей дополнительной подушкой-грелкой-мягкой игрушкой... всё, что захочет госпожа. Безусловно о питомцах тоже бы не забыли, как минимум вымыли и накормили-напоили. Но заготовок нет — как и многие личные заготовки членов клана они помогают ликвидировать последствия образовавшегося после переноса буйного бардака: девушки помогают жрецам и целителям, мужчины разбирают завалы, тушат пожары, спасают добро на залитых водой складах. Узнай они все, как плохо и в каком состоянии находится их госпожа, они бы немедленно бросили всё и прибежали сюда.... однако никто не может им этого сообщить. Аманиэль одна в пустых и тихих покоях, правда с ней её питомцы.... но при всех их удивительных качествах они всё же не способны позаботиться о своей хозяйке как должно, как могли бы позаботиться о ней разумные существа, всё что они могут ей предложить это беззаветные любовь и преданность... сейчас этого мало... слишком мало....
На некоторое время в спальне воцаряется буквально мёртвая тишина. Кажется что игрунья на кровати спит... только вот это не так, далеко не так! Она не спит, она страдает, и раздавшиеся спустя некоторое время рыдания только подтверждают этот безусловный факт.
Можно подумать, что причиной её страданий являются события этого безумного дня, усталость или увиденное на улицах одновременно разрушаемого подземными толчками, горящего, затапливаемого, терзаемого шаровыми молниями и аномалиями города. Однако нет, произошедшие сегодня события и всё испытанное ей на улицах города имеет к её страданиям лишь опосредованное отношение, наоборот, пока она лечила пострадавших, отбивалась от аномалий, бафила тех, кто разбирал завалы и спускался в затопленные нечистотами подвалы, ей было легче и светлей, пока она была нужна и находилась при деле чёрные мысли глубоко внутри лишь скребли по её душе коготками.... но стоило ей остаться без цели, наедине с собой, как они вцепились в неё сотней жадных пастей и принялись яростно рвать игрунью на куски!
Аманиэль неистово, чудовищно страдает по семье... которая лишь благодаря её дурости сейчас не находится здесь рядом с ней. По крайней мере разрываемая на куски мыслями и чувствами некромантка искренне уверена, что во всём виновата она, она одна. Виновата в том, что не понимала, насколько дороги ей родные люди, в том презрении и пренебрежении, с которым она относилась к