Аврора удивленно посмотрела на незнакомку. Такого своевольного поведения она себе никогда не позволяла. Но тем сильнее было ее изумление, когда она увидела, что князь не только не рассердился, напротив, на его лице засияла блаженная улыбка:

— Уже иду, уже иду, дорогая моя! Вы ведь знаете, что я...

Однако своенравная любовница уже повернулась к Авроре, чье присутствие ей явно претило:

— Это еще кто? — презрительно кивнула она в сторону Авроры, так что той захотелось немедленно расцарапать ей лицо.

Фридрих Август поспешил ответить:

— Одна моя хорошая знакомая! Правда, вам еще не доводилось с ней встретиться. Моя дорогая Аврора, позвольте представить вам графиню Марию фон Эстерле, с которой я имел счастье познакомиться в Вене. Мария, это графиня Аврора фон Кенигсмарк, канонисса Кведлинбурга!

— А, так это монашка? По ней не скажешь...

— Ваша светлость, — резко произнесла Аврора, — если вы позволите, мне надо идти! Теперь я еще лучше понимаю вашу супругу!

Не дожидаясь ответа и решив, что одного реверанса с него будет вполне достаточно, Аврора проследовала мимо Фридриха Августа к двери и захлопнула ее за собой, нисколько не заботясь о том, что подумают Его курфюрстская светлость и эта расфуфыренная дуреха!

Спускаясь по лестнице, она пыталась успокоиться или хотя бы скрыть свою ярость под маской высокомерия, однако ее больная лодыжка только подливала масла в огонь. Аврора уже почти достигла подножия лестницы, когда вдруг за ее спиной послышался негромкий смешок. Она обернулась и увидела Флеминга.

— Не кипятитесь! — поспешно выпалил он, съежившись под ее гневным взором. — Я смеюсь не над вами, графиня!

— Над кем же тогда?

— Да над этой ситуацией. Ведь вы только что изволили познакомиться с прелестницей Эстерле, милой игрушкой Его светлости...

— Игрушкой? Если кто-то кому-то и приходится игрушкой, то уж точно не она! Что за манеры у этой выскочки! И он это терпит?!

— Он... гм, скажем так, его это забавляет. Правда, никто не может сказать наверняка, когда эта игрушка ему наскучит...

— Не может? Ну, так я скажу вам: она будет забавлять его до первых симптомов беременности! И тогда эта, как вы изволили выразиться, кукла, сядет ему на шею, а князь, насколько я его знаю, не потерпит...

— О, я тщательно слежу за тем, чтобы она знала свое место! Власть любовницы не должна распространяться дальше спальни. И поэтому, графиня...

— А вот это я с вами обсуждать не намерена, господин канцлер!

— Отчего же? Я-то думал заключить с вами... небольшое перемирие!

— Любое перемирие подразумевает предшествующую ему войну, — резко парировала молодая женщина, и в голосе ее сквозило неприкрытое презрение. — Когда началась наша вражда? Ах да, по-моему, я дала вам пощечину. Едва ли вы могли забыть такое. Стоит отметить, что вы меня тогда сильно обидели... И, кажется, вы говорили о том, что в будущем мне придется поплатиться за мой поступок... Надо признать, вы методично следовали своему плану отмщения. Так о чем же теперь нам с вами говорить?

Флеминг выдавил из себя жалкое подобие улыбки, которое никак не вязалось с его холодным злым взглядом:

— Быть может, о том, как вывести наши отношения на новый уровень? Тем более, если вам так уж не терпится вернуть то, что когда-то вам принадлежало. Я могу помочь. Эта девчонка до того жадна, что готова промотать всю саксонскую казну. И это в тот момент, когда мы из кожи вон лезем, чтобы заполучить польскую корону...

Аврора многозначительно взглянула на канцлера:

— У меня нет ни малейшего желания вредить этой девушке. Его светлость и я сошлись на том, чтобы сохранить теплые дружеские отношения. Не думаю, что я смогла бы быть фавориткой князя и настоятельницей Кведлинбурга одновременно. А его новая пассия вполне справляется со своими обязанностями. Во всяком случае, сам князь весьма ею доволен. И если слухи о том, что вы преданны Его светлости, хотя бы отчасти соответствуют действительности, то мы с вами, очевидно, находимся по одну сторону баррикад. А теперь, прошу меня извинить, но мне пора! Завтра я уезжаю в монастырь.

— Вы не останетесь в Дрездене? — спросил Флеминг с неподдельным удивлением.

— А зачем? Чтобы лишний раз подразнить новую избранницу Его светлости и вынудить тем самым самого князя быть свидетелем наших неприятных разбирательств? Ну, уж нет, подобная затея мне претит. Пусть лучше он развлекается, ну а мы сделаем все возможное, чтобы наш любимый князь стал королем Польши! Вы ведь тоже этого хотите, не так ли? Флеминг попятился, словно впервые разглядел Аврору по-настоящему, и выдохнул:

— Совершенно верно!..

После чего вдруг склонился перед ней в глубочайшем поклоне:

— Простите меня, графиня! До сего дня я был о вас плохого мнения.

— Что ж, если вы говорите правду, это поистине замечательно, господин канцлер, — заключила она с улыбкой.

Она спрашивала себя: действительно ли ей удалось склонить Флеминга на свою сторону? Он был хитер, как змея, и, вне всяких сомнений, был способен на самое изощренное коварство. Но в то же самое время она хотела ему верить, ведь ей так нужна была, хотя бы на некоторое время, хоть какая-то поддержка со стороны!

* * *

Через несколько дней, вернувшись в аббатство, она обнаружила, что слухи о намерениях Его курфюрстской светлости уже добрались до Кведлинбурга. Монастырь гудел, как растревоженный улей. Приезд Авроры произвел эффект разорвавшейся бомбы. Не успела она присесть, чтобы перевести дух после долгого путешествия, как на нее буквально набросилась пожилая графиня фон Шварцбург:

— И после всего, что вы натворили, вам хватает наглости явиться в нашу святую обитель?!

Аврора удивленно подняла бровь:

— И что же такого, интересно, я натворила?

— Не прикидывайтесь, будто бы ничего не знаете! Нам прекрасно известно, что вы пособничаете Фридриху Августу, и мы понимаем, что станет с аббатством в случае, если он передаст его Фридриху-Вильгельму, курфюрсту Бранденбургскому! Это стыд и позор, и мы не собираемся терпеть присутствия в наших рядах предательницы, которая, желая отомстить за то, что ее не выбрали настоятельницей, тут же побежала жаловаться своему любовничку! Так что поспешите убраться отсюда подобру-поздорову, пока вас не выгнали силой...

Не удостоив старую даму ответом, Аврора повернулась к аббатисе, которая стояла в стороне и явно чувствовала себя неуютно в сложившейся ситуации:

— Она сейчас говорит и от вашего лица тоже?

— Я ничего