— Хм… Да, но на руках они свежие. А вот на спине… Думаю, их сделали много лет назад, ещё когда ты был маленьким. Контуры уже расплываются.

— А символы те же?

— Очень схожие. Но их гораздо больше. Идут по кругу… Нет, по спирали, закручиваются к центру.

— Странно. Никто раньше не замечал… — пробормотал я, вспомнив ту же Истомину. Перед ней ведь я щеголял обнаженным довольно долго…

— Шрамы очень тонкие, почти незаметные. Всё давно зажило, причем явно не обошлось без хорошего целителя. Обычным зрением их сразу и не разглядишь.

— Занятно. А как вы определили, что шрамы на руках свежее тех, что на спине? Они ведь тоже едва заметны.

Она улыбнулась.

— Это часть моего Дара. Я могу видеть прямо сквозь кожу. Сразу подмечаю рубцовую ткань, воспаления, кровотечения, очаги боли. Для меня всё это будто бы подсвечивается изнутри…

Кажется, в этом плане все обладатели Дара Исцеления схожи. Экспериментируя немного с Аспектом, доставшимся от Богдана, я тоже замечал, что превращаюсь в этакий живой рентген.

В дверь постучали, и Лилия отвлеклась от разглядывания моей спины. В комнату вошла одна из её подчинённых — молодая медсестричка в белом наряде со смешной шапочкой.

— Лилия Николавна, вот, как просили — новая рубашка и китель, — пролепетала она тонким голоском. — Только насчет размеров я побоялась не угадать, поэтому взяла два комплекта, на выбор.

— Хорошо, Наташа, ты вовремя. Положи всё сюда.

— И ещё. Тут к вам господин действительный статский советник… Я говорила, что пока рано, но он…

За её спиной в приоткрытых дверях появилась знакомая фигура Путилина.

— Прошу прощения. К вашему подопечному уже можно?

— Да-да, мы уже закончили, — ответил я.

Я и рад был сменить тему. При Путилине эти мои руны, вырезанные прямо на спине, точно обсуждать не стоило.

— Молодой человек потерял довольно много крови, — строго ответила Лебедева. — Ваше превосходительство, вы уверены, что…

— Уверен, — перебил её сыщик. — Железо надо ковать, пока горячо. К тому же я на машине, после разговора смогу отвезти его домой.

— А вот это было бы очень любезно с вашей стороны.

— Кстати, сударыня, вы сами где живёте?

Лебедева приоткрыла рот, опешив от неожиданности и некоторой бестактности вопроса. Но Путилин тут же добавил:

— Я имею в виду — не на территории ли университета?

— Иногда остаюсь здесь. Но вообще, у меня квартира на Ефремовской. А в чём, собственно…

— Я настоятельно советую вам сегодня уйти с работы пораньше. А ещё лучше — взять отпуск на несколько дней, и не появляться в это время на территории университета. Это для вашей же безопасности.

Медичка выслушала это, поджав губы и ответила заметно изменившимся голосом, в котором вдруг прорезалась удивительная для неё твёрдость:

— Ценю вашу заботу, ваше превосходительство. Но, смею напомнить, вы не являетесь моим непосредственным начальником. Подобные… инструкции я могу получать только от ректора университета.

— С ректором мы ещё не вполне пришли к согласию по этому вопросу, — вздохнул Путилин. — Но придём. Повторюсь — это для вашего же блага. Как видите, Академический парк в последнее время стал небезопасным местом.

— Этот город никогда и не был безопасным. Сайберия под боком, — спокойно парировала Лебедева. — Но я приму к сведению ваши пожелания. Только и вы примите мои. Если собрались допрашивать этого юношу, то ограничьтесь хотя бы четвертью часа. Ему нужен покой и отдых.

Путилин учтиво поклонился и сделал шаг в сторону, освобождая дорогу к двери. Жест был недвусмысленный, и Лебедева вместе с медсестрой удалились. Девчонка вообще выпорхнула первой, будто испуганная птаха.

Сыщик плотно прикрыл за ними дверь. Когда он повернулся ко мне, я уже набросил рубаху, выбрав наугад из стопки. С размером не угадал — рукава оказались чуть длинноваты. Впрочем, не критично.

— Итак, снова здравствуйте, господин Сибирский.

— Добрый день, Аркадий Францевич.

— Добрый? Да вы, как я посмотрю, заядлый оптимист… Ладно, раз мы ограничены по времени, то давай ближе к делу.

Путилин с несвойственной ему нервозностью прошелся по кабинету, похлопывая по раскрытой ладони набалдашником короткой толстой трости.

Одет он был примерно как в прошлый раз, в темный костюм восточного покроя. Только сапоги до самой кромки голенищ были замызганы грязью так, будто он шастал по каким-то болотам. Приглядевшись, я понял, что это предположение недалеко от истины. Выглядел он так, будто только что с дороги. Приметные пышные бакенбарды сыщика торчали неопрятными лохмами, под глазами залегли темные круги от бессонницы. Похоже, если ему и довелось спать за последние двое суток, то делал он это прямо в одежде.

От расспросов я пока решил воздержаться — вид у статского советника был слишком усталый и раздражённый. К тому же, вопросы привык задавать он.

— Ну, рассказывай. Подробно, по порядку, — не дав мне даже толком одеться, нетерпеливо произнёс он.

Я пересказал ему события первой половины дня. Стараясь, понятное дело, опускать неудобные подробности.

Ага, опустишь тут. Путилин тут же зацепился за слабые места моего пересказа.

— Расслышали стоны Вяземской, говоришь? Прямо сквозь эту каменную скорлупу?

— Ну… Может, нам просто показалось. К тому же там трещины были. Похоже, убийца пытался кокон разбить, и у него почти получилось. Я потом булыжник покрупнее взял, да и расколол. Правда, кто ж знал, что скорлупка эта с сюрпризом окажется…

Я поморщился, застегивая китель — случайно коснулся одной из ран. Эх, переключиться бы уже на другой Аспект и заняться самоисцелением! Но в присутствии Путилина такие фокусы проворачивать не стоит.

— Хм… Ну да, ну да… — недоверчиво пробормотал тот. — Как раз хотел спросить, как ты умудрился вскрыть кокон. Субстанция, из которой он состоит, очень твёрдая.

— Угу. Похоже на какую-то застывшую смолу…

— И притом крепкую, как камень. Слой в палец толщиной свободно держит винтовочную пулю. А там местами и поболее было…

Путилин испытующе взглянул на меня, приподняв бровь. Я лишь пожал плечами и снова поморщился от боли — на этот раз притворно.

Ничего не поделаешь. Я ожидал подобных расспросов. Это самая уязвимая часть моей истории. И единственное, что я могу сделать — это настаивать на том, что кокон уже был повреждён и пошёл трещинами. К счастью, свидетелей того, как я его бил, не было — Жак и Варвара