Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фахрия рассказала, как организован приют и о некоторых его обитательницах. Особенно мне запомнилась история Марвари. Сейчас ей было пятнадцать, а в восемь лет ее выдали замуж за шестидесятилетнего мужчину. Муж издевался над ней самыми изощренными способами. Однажды Марвари попыталась сбежать, но ее поймали. Муж схватил ее за одно ухо и поволок домой, предварительно отрезав второе. Нос у девочки был свернут на сторону, после того как муж дважды сломал его. Полгода спустя Марвари поняла, что погибнет, если и дальше останется с этим человеком, а если он опять поймает ее и убьет — что же, так будет даже лучше. И она снова решилась на побег.
На этот раз ей удалось добраться до Кабула и отыскать приют. Сейчас Марвари живет там, ей оказывают медицинскую помощь. Но девочке все еще снятся кошмары, каждую ночь она просыпается от собственного крика.
Хамида и Суфия горестно цокали языком, слушая ужасные истории, которые рассказывала наша новая знакомая. Фахрия пригласила их посетить приют.
— Было бы замечательно, — сказала она, — если бы депутаты могли участвовать в организации помощи пострадавшим женщинам.
Я тоже слушала, затаив дыхание и боясь шелохнуться — слишком многое в этих историях было мне знакомо.
«Вот видишь, — звучал у меня в ушах голос тети Шаимы, — Марвари нашла выход из ситуации. Почему бы выход не поискать и тебе?»
Глава 51
РАХИМА
— Прочти мне вот это. — Бадрия положила передо мной газету и ткнула пальцем в заголовок на первой полосе.
Не успела я добраться и до половины статьи о засухе, разразившейся в южных провинциях Афганистана, как Бадрия остановила меня.
— Нет, не надо. Зачем мне знать, что происходит в каких-то провинциях, когда меня интересует, что творится здесь, в столице. Попробуй вот это. — Она перевернула страницу и показала на другой заголовок.
Я вздохнула и приготовилась читать об открытии нового банка. Но тут раздался стук в дверь.
— Вас к телефону, — сказал появившийся на пороге Хасан, наш водитель, — аппарат в холле на стойке регистрации.
— Сейчас? — проворчала Бадрия. — Как будто дня мало для звонков.
Она неохотно поднялась из-за стола, на котором был накрыт ужин, принесенный нам в номер. Мне нравилось, как нас кормили в отеле. Возможно, потому, что мне не приходилось принимать участия в приготовлении этих блюд, или потому, что не надо было мыть посуду. А еще меня восхищали расписанные яркими цветами тарелки, на которых нам подавали еду. Мой рот наполнился слюной от аппетитного запаха тушеных овощей, приправленных куркумой и тмином.
Бадрия, продолжая что-то сердито бормотать себе под нос, вышла из комнаты. Я отломила кусок хлеба и обмакнула в соус, резонно рассудив, что совершенно не обязательно нам обеим есть остывший ужин.
Вскоре она вернулась.
— Корми-сабзи[66] сегодня просто великолепна! — объявила я и, оторвавшись от тарелки, взглянула на нее. В лице у Бадрии не было ни кровинки. — Что с тобой?
Она молчала, лишь безумно вращала глазами и как-то странно мотала головой.
— Бадрия-джан, что случилось? Кто звонил?
Она сдавленно охнула и зажала рот ладонью.
— Бадрия, ты хорошо себя чувствуешь? Что произошло?
Внезапно лицо Бадрии сделалось каменным, и она произнесла сдавленным голосом:
— Звонил Абдул Халик. Это насчет Джахангира.
Внутри у меня все оборвалось.
— С ним нехорошо. — Бадрия пыталась как можно аккуратнее подбирать слова. — С ним очень нехорошо. Он болеет с тех пор, как мы уехали.
— С тех пор, как мы уехали?! И он только теперь сообщает об этом?!
— Я не знаю, Рахима-джан, я ничего не знаю… Он сказал Маруфу, чтобы готовил машину, мы едем домой.
— Едем! Немедленно!
— Да-да. Маруф пошел в гараж. Он будет ждать нас внизу.
Я хотела уже быть на месте. Я должна видеть сына! Последний раз, когда Джахангир болел, я два дня не спускала его с рук. Шепча все молитвы, которые только могла вспомнить, я не сводила глаз с его раскрасневшегося личика и убирала влажные кудряшки, прилипшие к вспотевшему лбу. А сейчас он наверняка плакал и звал маму, а меня не было рядом. Я ненавидела себя за это.
Мы кое-как покидали вещи в дорожные сумки и выскочили из отеля. Бадрия двигалась с поразительной быстротой. Сорок минут спустя наш джип с тонированными стеклами уже мчался по шоссе, оставив позади ярко освещенные улицы Кабула. За окном мелькали стоявшие на обочине бронетранспортеры и военные грузовики, вокруг них расхаживали солдаты иностранных армий. При виде солдат Маруф и сидевший рядом с ним на пассажирском месте Хасан обменялись короткими злобными репликами.
Я покосилась на Бадрию, которая вместе со мной устроилась на заднем сиденье. Все ее поведение выглядело несколько странным. Когда кто-нибудь из многочисленных детей в нашем доме болел, взрослые, конечно, переживали, но в панику обычно не впадали. Бадрия делала вид, что не замечает моего взгляда. Она сосредоточенно складывала в папку парламентские документы, которые без моего участия не могла прочесть.
— Бадрия, что конкретно он сказал? Они отвезли Джахангира к врачу?
— Не могу тебе ответить, дорогая. Связь была плохая, да он и не объяснил ничего толком, ты же знаешь Абдула Халика.
Часы тянулись мучительно долго. Я попыталась уснуть в надежде, что, когда открою глаза, увижу, что мы уже стоим у ворот дома, а Джахангир, здоровый и веселый, бежит мне навстречу. Я надеялась, что Джамиля приготовила свой целебный травяной настой, который давала ему в прошлый раз. И волновалась, что другие дети могут побеспокоить сына своей беготней по дому.
В тот самый момент, когда я начала проваливаться в сон, меня поразила еще одна странность в нашем разговоре с Бадрией. Что-то, помимо сообщения о болезни Джахангира. Что же это было? В ее взгляде. Тревога? Раздражение? Усталость?
Нет! Жалость.
«Я не знаю, Рахима-джан…»
Никогда в жизни она не обращалась ко мне так ласково.
Во рту у меня пересохло. Я начала молиться.
Глава 52
ШЕКИБА
Всю дорогу до дома Бараан-ага и Шекиба не перемолвились ни словом. Шекиба сидела в двухместном экипаже рядом со своим мужем и, опустив голову, смотрела прямо перед собой. Бараан-ага умело правил лошадью, экипаж быстро катил по шумной кабульской улице