я и она, — я зову ее Парвин. И это делает меня счастливой. Как странно, правда? Мы произносим одно и то же имя, но там, где другим видится темное и злое, я вижу лишь свет.

Я очень хорошо понимала, о чем говорит сестра.

Если бы собравшиеся в комнате гости были посторонними людьми, я уже давным-давно вернулась бы на кухню. Но сегодня ко мне пришла сестра. И мне хотелось провести с ней все время, отпущенное нам на эту встречу. Джамиля снова и снова наполняла чашки чаем, предлагала гостям фрукты и печенье, поддерживала разговор и зорко присматривала за Гулалай-биби. Стоило старухе раскрыть рот, чтоб обрушиться на меня с очередным замечанием, как Джамиля тут же обращалась к ней с вопросом, вовлекая в общую беседу. Когда наши взгляды встречались, в моем читалась благодарность. Джамиля едва заметно кивала и улыбалась.

— Шахла, ты замечательно выглядишь! — воскликнула я.

И это было абсолютной правдой. Моя сестра выглядела повзрослевшей и в то же время совершенно неизменившейся. И спокойной, как человек, который доволен жизнью. Я даже заметила, как она пару раз весело перемигнулась со своими золовками. Похоже, их связывала искренняя дружба. Свекровь Шахлы — женщина лет шестидесяти, с приветливым лицом и негромким голосом, — не то что Гулалай-биби, с ее вечно хмурой физиономией и злобными окриками, — сидела напротив и с неподдельным волнением слушала Джамилю, рассказывавшую о болезни своей матери.

— Шахла, — наклонясь к сестре, спросила я, — у тебя на самом деле все хорошо? Ты счастлива?

— Я так скучаю по тебе, Рахима. По всем. Мне хотелось бы повидать Рохилу и Ситару — девочки, наверное, уже совсем большие, — но в остальном — да, я счастлива.

Я улыбнулась. Видно было, что так оно и есть.

— А ты? — спросила Шахла.

Джахангир потянул сына Шахлы за рукав, приглашая отправиться в коридор поиграть. Шоиб отцепился от юбки матери и пошел за двоюродным братом.

— Я? — Я замялась, затылком чувствуя, как Гулалай-биби сверлит меня взглядом. — Да, вполне.

Лицо Шахлы помрачнело. Сестра слишком хорошо знала меня.

— Замечательно, рада это слышать, — произнесла она таким тоном, что сразу стало ясно: в виду имеется нечто, прямо противоположное.

— Я теперь бываю в Кабуле. Ну ты, наверное, слышала?

— Да, что-то такое говорили…

Я рассказала ей о том, как работаю в парламенте, и как миссис Франклин учит меня работать на компьютере, и об отеле, в котором мы живем, и обо всем остальном, что видела в Кабуле. Сестра слушала затаив дыхание. Мне это льстило. Казалось, что я, почти как тетя Шаима, рассказываю захватывающие истории.

— Ты видишься с тетей Шаимой? — словно прочитав мои мысли, спросила Шахла.

— Да, они навешает меня, когда может. Последнее время ей становится все труднее проделывать такой длинный путь.

— Она все еще продолжает рассказывать о бабушке Шекибе? — Шахла стала покачивать на руках засыпающую дочь — точно так же я укачивала Джахангира. Удивительно, как быстро в девочках просыпается материнский инстинкт.

— О, конечно! Мне нравится ее слушать. Эти истории заставляют меня вспоминать о… о других временах.

Шахла вздохнула. Я знала, сестра тоже скучает по тем вечерам, когда мы собирались вокруг тети Шаимы и слушали ее бесконечные истории.

— Я понимаю, Рахима-джан, — снова вздохнула сестра. — Но времена изменились. Все изменилось. Птички разлетаются. Одна за другой. Птички разлетаются…

Глава 49

ШЕКИБА

Никах назначен через два дня. Больше Шекибе ничего не сказали. Узнав новость, притихший после казни Бинафши гарем встрепенулся. Несколько женщин собрались вместе, чтобы подготовить невесту к предстоящей свадьбе.

«Как тебе повезло! А как его зовут? Эмир помиловал тебя, чтобы выдать замуж! Эта такая честь!»

Однако таких голосов было меньшинство. Гораздо чаще Шекиба слышала злобные перешептывания и совершенно нелепые сплетни, которые обитательницы гарема с упоением пересказывали друг другу.

«Видите, как уютно она устроилась в комнате Бинафши. Словно всегда тут жила! Готова поспорить на что угодно — она была в сговоре с ее любовником. Я часто слышала по ночам шаги в коридоре, всегда подозревала — здесь что-то нечисто. Они, должно быть, выдают ее за слепого. Кто иначе согласился бы взять в жены такое чудовище?»

Как же быстро они ополчились против нее. Как быстро они забыли все, что делала для них Шекиба: как она возилась с их детьми, таскала бадьи с водой, когда они мылись в бане, и даже терла им спину, если ее просили.

И все же из тех, кто оказался в меньшинстве, нашлись две женщины, которые жалели Шекибу и понимали, что при подготовке к никаху ей нужна помощь. Это были Халима и Беназир.

— Как же все-таки его зовут? — спрашивала Халима, смазывая маслом и расчесывая короткие тусклые волосы Шекибы.

— Не знаю, Халима-ханум. Никто мне ничего не сказал.

— Возможно, это кто-то из слуг. Скорее всего, тебя оставят работать во дворце, — предположила Беназир. — Это же замечательно. Ты хочешь остаться во дворце?

— Да, вполне возможно, так и будет, — сдержанно согласилась Шекиба. Это было не совсем то, на что она рассчитывала, но Шекиба не могла заставить себя поделиться секретом даже с этими добрыми женщинами. Аманулла — сын эмира, вот кого она надеялась увидеть своим мужем, а никак не дворцового слугу.

— Однако, как ни крути, немного странно — почему они ничего не говорят тебе? — пожала плечами Халима.

Она искренне надеялась, что у Шекибы все будет хорошо, но в глубине души была настроена скептически. Невезение и несчастья, казалось, окружают Шекибу, словно рой разъяренных пчел, и если эти злобные твари до сих пор неустанно жалили ее, то нет никаких оснований считать, что замужество принесет ей мир и покой.

— Ты знаешь, существует одна важная сторона замужества, — мягко начала Халима. — Ну, ты достаточно долго работала в гареме и понимаешь, что происходит между мужчиной и женщиной. Твой муж захочет, чтобы ты выполняла свой супружеский долг. И тебе не следует его разочаровывать.

У Шекибы перехватило дыхание. Она редко задумывалась о том, что будет происходить между ней и мужем после свадьбы. Но сейчас, слушая Халиму, вспомнила вздохи и стоны, которые доносились из спальни эмира, когда к нему приводили наложниц, а также сведения, которыми снабдила ее Махбуба. Воспоминания заставили Шекибу вздрогнуть, и внутри у нее разлился странный томительный жар.

— В первый раз будет больно, — продолжила Халима.

— Очень больно, — подтвердила Беназир.

— Но потом с каждым разом — все проще и проще. И если Аллах благословит тебя, родится ребенок. Ты говорила, что у тебя в семье в основном рождались мальчики.