Тут зазвонил мобильник Харпер, и она ответила. Из динамиков стереосистемы машины послышался голос Дилейни:

– Мы проверили все прилегающие улицы в радиусе четырех кварталов. Никаких признаков Кейна. Народ тут бродит, но ничего из ряда вон выходящего. Люди возвращаются домой из ночных клубов и баров, в конце квартала сидят два каких-то торчка в одеялах, а один малый даже дрыхнет с полным пива брюхом прямо перед входом в паб О’Брайена, на пассажирском сиденье своего «Астон-Мартина». Мы продолжаем наблюдение, но Кейна нигде не видать. Пока что.

– Так что нормально, если я повидаюсь с Бобби? – спросил я.

– Конечно, только недолго, – ответила Дилейни и отключилась.

– Иди. Я тебя выброшу и припаркуюсь где-нибудь неподалеку, – сказала Харпер.

Мы тронулись с места. Снятый для Бобби дом располагался примерно посередине соседней Тридцать девятой улицы. Я подумал, как Бобби отреагирует на то, что мне ему придется сказать. Я практически не сомневался, что сумею снять с него все обвинения прямо завтра с утра, если сегодня к вечеру у федералов выйдет поймать Долларового Билла. Так многое успело произойти! Арнольд мертв, а у меня даже не было времени осознать это… Кейн каким-то образом ухитрился подставить меня самого за убийство Арнольда при помощи очередной долларовой банкноты…

– Останови машину, – приказал я.

– Что? – удивилась Харпер.

– Останови прямо сейчас. Мне нужно, чтобы ты позвонила тому копу из Чапел-Хилла. Кейн все эти годы выезжал не за счет голого везения, – сказал я.

Харпер позвонила. Мы стали ждать. Наконец тот ответил и сказал, что только что нашел личное дело охранника кампуса по фамилии Макпартленд. Коп собирался с утра отправить его Харпер по электронной почте, но она убедила его скинуть фото Макпартленда себе на телефон и переслать эсэмэской. Коп выполнил ее просьбу, после чего я позвонил Дилейни и все это ей изложил.

Наконец-то все детальки головоломки встали на место. Мы обсуждали это десять минут, а затем Харпер высадила меня из машины перед домом Бобби, оказавшимся довольно невзрачным особнячком из бурого кирпича. Отличный район, чтобы скрываться от медийных бурь.

Поднявшись на крыльцо, я постучал в дверь. Холод кусал меня за щеки, и я подул себе в руки, сложенные ковшиком. Холтен открыл мне, и я сразу ощутил тепло, изливающееся из дома.

Он был все еще в черных костюмных брюках и в галстуке. Без пиджака. При виде того, что он вооружен, я несколько приободрился. Под мышкой у него висел «Глок» в наплечной кобуре.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

– Как кусок дерьма. А как Бобби?

– Заходите, он наверху. Есть какие-то новости?

Я шагнул внутрь, мимо Холтена, и сразу возблагодарил судьбу, когда он закрыл за мной дверь. Я был без пальто и на коротком пути от машины к двери успел основательно продрогнуть. К счастью, морфий все еще делал свое дело, иначе я давно загнулся бы от боли в сломанных ребрах.

В прихожей было темно, но из гостиной просачивался неяркий свет. Я услышал звуки бейсбольного матча по телевизору. Чуть отступил вбок, пропуская Холтена.

– Поднимайтесь к нему. Он на третьем этаже. Я записал игру. Просто ненадолго спустился. Да и можно уже. Я не чувствую себя таким голым, когда на улице машины федералов. Можно ведь и мне типа как чуток расслабиться, согласны? – сказал Холтен.

Я кивнул.

– Конечно. Это была паршивая пара дней. По-моему, все наконец-то начинает склоняться в сторону Бобби. Надеюсь, все это скоро закончится.

Холтен уже повернулся и направлялся обратно в гостиную. Я увидел, как он плюхается на большой диван перед громадным плоским экраном со словами:

– Ну что, взяли того типа? Долларового Билла?

– Наверное, – сказал я. – Хотя, по-моему, у нас и так достаточно аргументов, чтобы направить дело на пересмотр. А если мы его поймаем, то, думаю, добьемся полного оправдания.

Я увидел, как Холтен откупоривает бутылку пива и протягивает ее мне.

– Хотите? По-моему, вы сейчас с удовольствием приложились бы.

Он был прав. Я с удовольствием приложился бы к этой бутылке. Равно как и еще к двадцати вдогонку.

– Нет, спасибо, – отказался я.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, я перешел к другому пролету и позвал Бобби.

Ответа не последовало. Уже ставя ногу на верхнюю ступеньку, я вдруг опять ощутил холод. Свет был выключен, и я предположил, что Бобби может лежать в постели. Ледяной ветерок коснулся моей щеки. Окно, выходящее на улицу, было открыто. Я тихонько подошел к нему. Выглянул наружу. Окно было приоткрыто разве что на фут и выходило на пожарную лестницу. Я высунул голову чуть дальше, огляделся. На лестнице ни выше, ни ниже меня – никого.

Едва я успел выпрямиться, как чья-то рука прихлопнула мне рот, отдернув голову назад. Какую-то секунду я не двигался. Дыхание остановилось. Инстинкт подсказывал перехватить запястье напавшего, толкнуть его спиной и развернуть на месте, заломив ему руку за спину.

И тут я почувствовал спиной что-то острое. Кончик ножа.

Я опустил взгляд на окно. Там, в отражении стекла, маячил присяжный по имени Брэдли Саммерс. Стоял он у меня за спиной, но я все равно видел его лицо. Он тоже уставился на наше отражение, встретился со мной взглядом. Снизу доносились приглушенные расстоянием голоса комментаторов из телика.

Я не осмелился двинуться с места. Если бы двинулся, исход был бы один – Кейн всадил бы нож мне в спину.

В пиджаке у меня по-прежнему лежал телефон. Если б я сумел дотянуться до него, можно было бы голосом вызвать номер Харпер, как я это проделал на заднем сиденье полицейской машины всего несколько часов назад.

Все эти мысли за какую-то секунду пронеслись у меня в голове. И тут я осознал, что у Кейна наверняка возникли те же самые мысли. Он изучал меня в стекле, следил за моей реакцией. Голова его придвинулась ближе, и я ощутил его дыхание у себя на ухе, когда он прошипел мне:

– Не двигаться! Даже не думай пошевелиться или позвать на помощь. Сегодня ты умрешь, Флинн. Единственный вопрос – это насколько медленно, и убью ли я заодно твою симпатичную напарницу. Если ты хочешь, чтобы все прошло быстро и безболезненно, я могу это устроить. Просто тебе надо делать то, что я говорю.

Глава 71

Кейн чувствовал, как бьется сердце у Флинна. Левой рукой крепко зажимая ему рот, он предплечьем надавливал ему на шею. Вот оно, опять. Этот кайф. Этот восхитительный пульс – живой и бьющий в знакомый барабан страха и адреналина.