был впечатлен. Но сама жизнь в Стране Снегов казалась для молодого индийца из большого города слишком простой и грубой. Он стремился в Китай, где ожидал найти больше приверженцев и больше удовольствий.

И вот однажды к нему подошли три человека, один из которых был слеп.

— Мы ищем совершенно постороннего человека, не известного ни одному из нас троих, способного беспристрастно исполнить наше поручение. Не согласишься ли ты? — Заговоривший с ним, судя по внешности, тоже был индийцем.

— Сначала скажите, чего вы от меня хотите! — с улыбкой ответил Безумное Облако.

— Ничего особенного. Мы завяжем тебе глаза, и ты, не глядя, возьмешь три предмета, затем положишь каждый в одну из трех корзин, вот и все, — объяснил индиец.

Слепой, вероятно, был уроженцем Тибета, а третий незнакомец, самый старший из них, отличался от спутников более светлой кожей и узким разрезом глаз, выдававшим в нем китайца.

Все трое были одеты как духовные лица, а их сосуды для подаяний, дорогие и изысканные, свидетельствовали о высоком монашеском ранге.

Безумное Облако согласился. Его позабавил этот способ разрешать споры.

Но выполнение простой просьбы предоставило ему неслыханную возможность: он познакомился с главами трех основных буддийских течений и оказался в самом сердце борьбы за власть, что вдруг сделало его цель — утвердить тантрический культ — почти реальной. По чистой случайности он проник в святая святых, без усилий завоевал доверие трех важных персон.

С момента зарождения буддизм порвал связи с традиционными индийскими верованиями, провозгласив, что ни человек, ни животное, ни предмет не имеют неизменного атмана, то есть души или своего «я», что во всей вселенной господствует принцип «непостоянства», изменчивости, а представления об осязаемом и прочном мире являются иллюзией. Изначальные идеи индуизма, напротив, исходили из существования индивидуального атмана, служившего свидетельством бытия богов: Шивы, Вишну, Тары и многих других, которые своим дуновением даровали атман всякому живому существу или вещи.

Тантризм в равной мере признавал и буддизм, и индуизм; ритуалы его основывались на магических и шаманских обрядах, возникших много веков назад и крепко связывавших между собой противостоящие учения буддизма и индуизма. Безумное Облако верил, что необходимо объединить все учения в одном, универсальном учении — тантризме. Эта мысль постепенно вызревала в его сознании, а после второго собора в Лхасе, состоявшегося через пять лет после первого, она сформировалась окончательно.

Безумное Облако твердо уверовал: только один, особый ритуал, до слова и жеста оформившийся в его воображении, способен осуществить вселенскую победу тантризма. Этот ритуал трое глав церквей называли при нем «священным залогом». Он старался вызнать подробности и необходимые атрибуты, неизвестное заместил собственными открытиями и с тех пор шел к тому, чтобы получить в свои руки всю сумму нужных элементов. И вот теперь самое важное для его цели предприятие потерпело крушение, хотя он был совершенно уверен, что ему остается всего лишь протянуть руку и забрать заветную шкатулку из сандалового дерева у Буддхабадры! Утрата шкатулки, загадочным образом исчезнувшей из его дорожной сумы, свела на нет годы усилий и ожидания.

Даже если начать все сызнова, ему может уже не представиться шанс, выпавший на соборе в Лхасе, ведь между Рамае сГампо, Безупречной Пустотой и чрезмерно любопытным Буддхабадрой пролегла тень раздора и взаимного недоверия!

Последняя встреча с Буддхабадрой всплывала в одурманенном сознании Безумного Облака отрывочными сценами и фразами. В попытке как-то упорядочить хаос, переполнявший его голову, он съел еще одну черную пастилку. И вновь аромат меда, корицы и тимьяна проник в его ноздри.

Он видел перед собой Буддхабадру, распростертого на земле, окровавленные внутренности, вывалившиеся из его разорванного живота. Теперь тантрист отчетливо вспомнил, как приблизился к трупу, чтобы удостовериться: это не кошмарное видение, а реальность. Кто мог столь жестоко убить настоятеля монастыря Единственной Дхармы из Пешавара? Безумное Облако вновь и вновь задавал себе этот вопрос, пока шел по каменистой пустыне к башне Смерти.

Должно быть, убийца спрятался там, на вершине башни… И у него находится маленькое сандаловое сердечко с двумя предметами, составляющими священный залог! Безумное Облако смутно помнил ритуальную схватку с настоятелем из Пешавара посреди странных руин и молодую девушку с прекрасным, как у апсары, лицом, которая пролетела по небу…

Мрачная башня Смерти, огромный черный скорпион, выползающий из-под камня, поднятое жало и мгновенный удар, раздавивший гада. Если бы вот так же можно было расправиться со всеми невзгодами! Безумное Облако чувствовал себя бесконечно одиноким, забытым богами и Буддой. Все пошло прахом.

У него даже не было сил застонать, он только смотрел и смотрел на бесконечную пустыню, и монотонность пейзажа успокаивала его мятущуюся душу.

— Идти туда, где не ходят другие…

Докучливая фраза звучала в его голове, а где-то вдали, на краю пустыни, сливавшейся с небом, ему привиделось на лазурном фоне собственное лицо — странное, жуткое лицо, искаженное страданием, с выпученными, налитыми кровью глазами.

Безумное Облако ущипнул себя за руку.

Он не спал.

Это действительно был он сам, ужасное лицо на горизонте Небытия.

— Идти туда, где не ходят другие…

В голове не прекращалось бесконечное повторение одних и тех же слов, от них не представлялось возможным избавиться, они казались воистину невыносимыми. Чтобы не оставаться наедине с собой, он должен отправляться в путь, брести дальше и дальше, следуя инстинкту.

Шевелись! Снова и снова, вставай и иди! Он должен быть упорен и настойчив, и тогда самое невозможное однажды свершится…

ГЛАВА 26

ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ, ЧАНЪАНЬ, КИТАЙ, 15 АВГУСТА 656 ГОДА

Императрица У-хоу собиралась исполнить свою святую обязанность, предписанную по меньшей мере раз в месяц, и воздать должное почтение императору Китая и его нефритовому жезлу…

Сокровище Гао-цзуна выглядело весьма жалким по сравнению с соответствующим органом Немого, который она наконец решилась испытать пару недель назад, когда Гао-цзун отправился на осмотр Великой стены.

Великан тюрко-монгол был изумлен зрелищем: полностью обнаженная императрица лежала на его постели, приняв зазывную позу.

— Я удивила тебя, не так ли? — улыбнулась она. Еще бы…

Слова Немого, как обычно, прозвучали невнятно, но она давно научилась понимать его.

После короткого колебания он разделся.

Никогда еще У-хоу не видела своего слуги без одежды. Огромные бицепсы Немого, покрытые ритуальной татуировкой, блестели от выступившего пота; они еще более округлились, когда он поднял ее на руки и осторожно понес на роскошное ложе императрицы.

Ее переполнила непривычная, ранее незнакомая волна наслаждения. Вот уже несколько лет Немой был в плену и служил ей. Все это время он вообще