все русские большевики». К этой почтенной группе присоединился «болгарский коммунист Александр Димитров, присланный из управления болгарских коммунистов», и «русский большевик, французской народности, граф дю Шайля». Имеются доказательства, что с графом дю Шайля неоднократно совещался сам министр-председатель Стамболийский.

При таких условиях вовсе не требовалось вмешательства Антанты для ущемления Русской армии. Все совершалось по указке интернациональной Москвы руками того правительства, которое объявляло себя «крестьянским» и «национальным».

* * *

Каждый день, начиная с марта 1922 г., приносил все новые и новые требования – о снятии вывесок с казарм русских частей, о сдаче оружия и пр., и каждый раз эти требования повторялись все в более и более оскорбительном тоне. В постановлениях «Верховного Административного Совета» 23 марта 1922 г., наряду с подобными требованиями, прозвучала еще одна характерная нота; в п. 4 постановлено, что «правительство неотложно должно приложить усилия к тому, чтобы воинским частям можно было поскорее возвратиться на свои родные места, для чего войти в сношения с правительством советской России, чтобы от него им не было никаких утеснений».

Положение русских частей становилось нестерпимым.

Я не знаю другого народа, более склонного к страстным дебатам на политические темы и более впечатлительного к кричащим лозунгам партийной прессы и партийных плакатов, чем болгарского. Вся Болгария заговорила о «возмутительных случаях непристойного поведения частей врангелевской армии, расквартированных в стране, каковые случаи вызывают возмущение в среде населения и в общественном мнении», – как начиналось сообщение о заседании Административного Совета. Действуя на известный болгарский патриотизм, то пробовали представить русские части, как соглядатаев Антанты, то стремились внушить убеждение, что настоящая Россия и настоящие потомки плевненских героев – это Р.С.Ф.С.Р. и Красная армия. Под влиянием коммунистической агитации и образовавшегося из поддонков эмиграции «Союза возвращения на родину» – был запрещен приезд генерала Врангеля в Болгарию и создалась обстановка, напоминающая пребывание во враждебной стране.

Для 1-го Армейского Корпуса положение было особенно нестерпимо. Генерал Кутепов и все Галлиполи воспитали особо обостренное чувство воинской чести и особое отвращение ко всяким компромиссам. Весь Корпус готов был силой отстаивать права, предоставленные ему договором с болгарами. Генерал Кутепов делал болгарам небольшие уступки, не задевающие принципиальных вопросов. Штабом Главнокомандующего было указано идти в этих уступках возможно далее; но если требования болгар будут неприемлемы – внезапно, по выработанному плану, сниматься с мест и идти через границу Сербии на соединение с русскими частями, в расчете, что безвыходность положения откроет нашим частям сербскую границу. При всем этом русским частям вменялось соблюдать строжайший нейтралитет во внутренней борьбе болгарских политических партий.

Оценивая обстановку, начальник штаба Главнокомандующего генерал Шатилов писал генералу Врангелю 25 апреля 1922 г.: «Положение Русской армии в Болгарии, в случае вооруженного выступления земледельцев, будет чрезвычайно затруднительным. В этом случае нам необходимо соблюдать полнейший нейтралитет, дабы не вызвать к себе нового взрыва вражды со стороны болгарского народа и иностранных держав; этого же требует наш долг в отношении гостеприимно принявшей нас страны. При этом положение наше будет значительно облегчено, если болгарская армия в этом вооруженном выступлении окажется на стороне нового правительства, а следовательно, и на стороне Короны. Если же она расколется и в большей своей части окажется на стороне земледельцев, то обстановка для нас сложится значительно тяжелее, но и в этом случае я не вижу оснований отказаться от нашего нейтралитета, так как конец борьбы будет знаменовать возвращение к существующему ныне политическому положению. Только в одном случае обстановка может заставить нас выйти из положения нейтральных зрителей, именно, если это выступление будет организовано земледельцами совместно с коммунистами, так как успех в борьбе, одержанный левыми партиями при этой группировке сил, имел бы первым последствием расправу с нами».

В соответствии с этим и были отданы директивы Главнокомандующим.

События развивались быстро – и 4 мая был арестован в Софии полковник Самохвалов, работавший с ведома болгарского правительства по организации охраны генерала Врангеля на случай его приезда в Болгарию[55]. При обыске были подкинуты подложные документы, якобы исходящие от Главнокомандующего и изобличающие его в подготовке государственного переворота в пользу буржуазных партий.

В том же обвинительном акте г. Добриновича описывается обстановка обыска у полковника Самохвалова следующим образом:

«Чтобы плохо настроить болгарское общественное мнение против врангелевских войсковых частей в Болгарии и вообще против русских беженцев, пользуются самыми низкими гнусными мошенническими средствами. Комиссаров, Чайкин и Трифонов пишут несколько подложных писем, будто бы исходящих от полковника Самохвалова генералу Врангелю и его штабу в Сербии, с доносами, неприятным для Болгарии содержанием, особенно для дружбашского правительства, и один приказ, будто бы исходящий от генерала Врангеля, как Главнокомандующего, будто бы отданный им в г. Дубровнике, в котором он отдал распоряжение, чтобы с помощью его войсковых частей, расположенных в Болгарии, и одной его армии из Сербии, а другой из Галлиполи, оккупировать и захватить Болгарию и установить свое русское управление. Отмычкой открываются двери в комнате Самохвалова в отеле „Континенталь“; когда его не было там, эти подложные документы кладутся между его бумагами, комната опять запирается. Немного спустя Трифонов, как помощник градоначальника, который принял участие во всех этих деяниях, поощряемый своим министром Даскаловым, идет со своими агентами и берет эти подложные документы».

Апокрифический приказ этот был датирован 9 апр. 1922 г., издан в г. Дубровнике и якобы скреплен начальником штаба генералом Шатиловым. В письме от 8 мая 1922 г. на имя полковника Топалджикова генерал Шатилов, доказывая его подложность, писал: «Ни генерал Врангель, ни я, никогда в Дубровнике не были, что может быть Вами во всякое время проверено через Вашу дипломатическую миссию в Белграде. Кроме того, до 10 апреля я был в Софии, что также легко проверить по книгам „Сплендид-Отеля“, где я в то время квартировал».

Однако даже такие неопровержимые данные не остановили последствий гнусной провокации.

Днем, 11 мая, в отсутствие генерала Кутепова, болгары произвели обыск у него на квартире и избили дежурного офицера. Возбужденные русские части, стоявшие в Тырново, выступили с винтовками и пулеметом для охраны дачи Командира Корпуса. Прибывший вместе с начальником болгарского гарнизона генерал Кутепов остановил готовое произойти столкновение. Оружие пришлось отдать болгарам.

Вечером 12 мая полковник Топалджиков пригласил генерала Кутепова по телефону прибыть в Софию, дав честное слово офицера, что ему гарантировано возвращение назад, в Тырново, к своим частям. Генерал Кутепов поверил офицерскому слову – и был 13 мая арестован в Софии и, вместе с генералом Шатиловым и генералом Вязьмитиновым, выслан из пределов Болгарии.

* * *

Положение русских войск, морально потрясенных арестом Командира Корпуса, было трагическое. Началась