И я, помимо своей воли, напряглась при напоминании о том, чего я не получу.

По крайней мере, с Иваном.

Но я знала об этом, ввязываясь в это дело, разве не так? У меня не было причин отчаиваться. Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Надеюсь, вместе мы займем место на пьедестале, только это не будет олимпийский пьедестал.

Но и этого будет достаточно.

– Это было бы здорово, – сказала я ей, при этом мой голос дрожал, и не потому, что я плохо себя чувствовала. – Впрочем, я уверена, что Иван будет выглядеть великолепно с любой партнершей.

Теперь мама Ивана, в свою очередь, напряглась, обнимая меня. Я почувствовала, что ее голова шевельнулась, но не услышала ничего, кроме «хмм», которое я не знала, как интерпретировать.

И как я ни убеждала себя расслабиться, у меня ничего не получилось.

Потому что не я стояла бы на пьедестале рядом с Иваном, когда через два года он поднялся на него на Олимпийских играх.

Только я тогда была не права.

И, на мгновение ощутив странные флюиды, исходившие от миссис Луковой, я все-таки не понимала, что за мысли проносятся в ее в голове.

Я поняла только, вероятно, минуту спустя, что она поглаживает меня по спине, растирая ее круговыми движениями, точно так же, как делал Иван, и услышала ее слова:

– Я точно знаю, что именно сейчас тебе нужно, чтобы справиться с вирусом.

Много лет тому назад миссис Лукова поила меня своим чаем, когда у меня были месячные и меня чуть не вырвало. Она поклялась, что спазмы от этого прекратятся. Но у меня только пропал аппетит.

– Свежевыжатый апельсиновый сок с витамином С…

Ох, слава богу. Тогда я расслабилась в ее объятиях.

– И водка. Это убьет в тебе все бациллы.

Тогда я снова напряглась.

– А…

– Ваня сказал, что ты не принимаешь антибиотиков, – сказала она мне так, как будто я этого не знала. – Завтра у тебя нет тренировки. Это пойдет тебе на пользу, Джесмин.

Где, черт побери, был Иван и почему он не говорил ей, что я не могу пить? Я не хотела пить. Мне не нравился вкус водки, но…

– Ты хочешь мне отказать? – спросила немолодая женщина, но это прозвучало как вызов.

Хватило бы у меня духу отказать ей?

Я сбилась бы со счету, подсчитывая, сколько раз я ввязывалась в споры. Невозможно было себе представить, какое количество людей я оскорбила. Прошло много времени с тех пор, когда меня волновало только то, что подумают мои родственники, и даже тогда их воздействия обычно было недостаточно для того, чтобы удержать меня от поступков, которые ставили их в неудобное положение.

Если бы это была моя мама, я бы не постеснялась отказать ей.

Но… это была мама Ивана.

И, судя по ее тону, было не исключено, что она обидится, если я не сделаю то, что, по ее мнению, могло помочь мне.

Черт.

– Нет, миссис Лукова, – сказала я за секунду до того, как Иван пнул меня по икре.

Я подняла ногу, чтобы попытаться лягнуть его в ответ, но он был недосягаем.

– Великолепно, – ответила женщина, с улыбкой на лице отстраняясь от меня и кладя обе руки мне на плечи. – Ваня? – Она вдруг окинула взглядом пол, словно вспомнив о чем-то, и смутилась. – Ты без малышей?

Малышей?

– Я оставил их дома, – ответил Иван.

О! О!

– Ты не привез мою маленькую Лейси? – спросила миссис Лукова, и в ее словах сквозило разочарование.

– Нет, тем более Лейси.

У нее поникли плечи, она была явно разочарована и даже нахмурилась, прежде чем взглянуть на меня и покачать головой.

– Он всегда приезжает по меньшей мере с двумя из своих малышей. Всегда. Они устраивают беспорядок, после них – повсюду шерсть, и я теперь без них скучаю. Глупо, не так ли, Джесмин? – Она с нежностью посмотрела на Ивана, как способна смотреть только любящая мать.

– Ваня всегда всех спасает. Он всегда подбирал то, от чего отказываются другие, даже когда был маленьким мальчиком.

Что-то странное случилось с верхней половиной моего тела, и я не смогла удержаться, чтобы не скользнуть взглядом по Ивану, прислонившемуся к кухонному столу и скрестившему на груди руки, пока я стояла рядом с его мамой. Наши взгляды встретились. И остановились.

– Полагаю, в следующий раз. Суп готов, позвольте мне предложить вам что-нибудь выпить, и мы приступим к еде! – воскликнула миссис Лукова.

* * *

Я проснулась, понимая, что я не в своей кровати.

Я проснулась, понимая это главным образом потому, что невозможно было себе представить, чтобы я спала в своей кровати обнаженной.

И моя комната не была окрашена в ярко-синий цвет.

Но главное, что я никогда не спала с обнаженной грудью. Я не слишком доверяла всем своим родственникам, которые могли ворваться в мою комнату, пока я сплю, и что-нибудь сотворить со мной. И я не собиралась испугать их на всю жизнь, позволив им увидеть те части моего тела, которых я, вероятно, не увидела бы у них.

И пока я хлопала глазами, лежа в полутемной комнате, что-то еще убедило меня в том, что я нахожусь не у себя в комнате и не у себя дома.

Невозможно было представить себе, чтобы в какой-то точке вселенной или в каком-то круге ада я могла проснуться, лежа в постели только в трусиках, и при этом чья-то мерзкая рука обнимала меня за талию.

Я могла бы сойти с ума в ту секунду, когда поняла, что нечто тяжелое, что нависло над моим бедром и свернулось на моем животе, покрыто волосами. Я могла бы застонать, в первый раз ощутив чье-то дыхание на своей шее.

Я могла бы сделать все, что угодно, из перечисленного, когда проснулась.

Но не сделала.

В основном потому, что я узнала этот гребаный ярко-синий цвет. Я видела его, когда осматривала дом накануне. И, опустив глаза и прищурившись, я узнала оттенок цвета кожи на руке, спокойно лежавшей на моем животе. Она была светлее, чем моя. С темными волосками. Предплечье, покрытое жилистыми, натренированными мышцами. Если бы этого было недостаточно, я c закрытыми глазами могла бы узнать пальцы на своем животе.

Но, даже зная все это, я все равно невольно превратилась в манекен, лежа в кровати без майки и бюстгальтера и, в сущности, в объятиях одного-единственного мужчины на свете, которому я позволяла прикасаться к себе, поскольку доверяла ему, хотя никогда не призналась бы ему в этом. Потому что я даже не знала, когда я начала доверять ему, но в какой-то момент это произошло. Это чувство просто незаметно подкралось ко мне и теперь напомнило о себе, когда мне пришлось подумать об этом.

Но что, черт возьми, произошло?