Как только открываются магазины, они с Элис отправляются в ближайшую «Ульту». На сей раз косметика нужна ему, но пусть все купит Элис, она куда лучше в этом разбирается. После «Ульты» она просится в казино. Это плохая идея, но в ее глазах столько восторга и надежды, что у Билли язык не поворачивается сказать «нет».

– Только на Стрип и в казино при больших отелях мы не пойдем, – говорит он.

Элис заглядывает в телефон и рассказывает, как проехать в «Отель и игорный дом Большого Томми» на востоке Лас-Вегаса. На входе у нее просят удостоверение личности, и она с апломбом показывает охраннику права на имя Элизабет Андерсон. Пока она бродит по казино, глазея на рулетки, столы для крэпса и блэк-джека и без конца вертящееся «Колесо фортуны», Билли поглядывает по сторонам в поисках парней определенного типажа. Таких в «Большом Томми» нет. Здесь, на задворках, за столами сидят солидные мамаши и папаши, которые явно могут позволить себе проиграться.

Билли опять приходит в голову, что Элис очень изменилась – это уже не та девушка, которую он тащил из канавы под проливным дождем. Она почти в норме. И если то, что он затеял, травмирует ее еще сильнее, чем пережитое, – это целиком его вина. Черт, да катись оно все к чертям, надо просто вернуть ее в Колорадо, думает Билли. И тут же вспоминает, как Ник плел ему про безопасную «квартирку» в Висконсине, все это время зная, что по дороге в Висконсин – миль эдак через пять – Дана Эдисон пустит ему пулю в лоб. Ник должен заплатить. А еще он должен познакомиться с настоящим Билли Саммерсом.

– Как тут шумно! – восклицает Элис. Щеки у нее порозовели, глаза разбегаются. – Во что мне сыграть?

Внимательно осмотрев игроков за рулеткой, Билли ведет ее туда и покупает фишек на пятьдесят долларов. Все это время в голове стучится: плохая идея, плохая идея. Новичкам везет, а Элис везет просто феноменально. За десять минут она выигрывает двести долларов, и народ вокруг уже начинает ей аплодировать. Билли такое внимание не по душе. Он уводит Элис к пятидолларовым автоматам, где она за полчаса выигрывает еще тридцать баксов. Потом она поворачивается к нему и говорит:

– Жмешь кнопку и ждешь, жмешь кнопку и ждешь, и так все время. Тупо, да?

Билли разводит руками и невольно улыбается. На ум приходят слова Робин Макгуайр: мол, улыбка – это когда зубы видно, а иначе не считается.

– Заметь, ты сама это сказала, не я, – говорит он. И показывает зубы.

После казино они идут в кинотеатр «Сенчури 16» и смотрят целых два фильма подряд – комедию и боевик. Когда последнее кино заканчивается, на улице уже почти темно.

– Перекусим? – предлагает Элис.

– Выбирай любое место. Но я объелся попкорна и «Кислых человечков».

– Может, просто по сэндвичу? Хочешь, расскажу хорошее про свою маму?

– Конечно.

– Иногда – если я была паинькой – мама устраивала мне Чудо-день. На завтрак пекла блинчики с шоколадной крошкой, а потом я придумывала, что мы будем делать. Разрешалось почти все: отправиться за яичными сливками[61] в аптеку «Грин лайн», купить мягкую игрушку – дешевую – или прокатиться на автобусе до конечной. Почему-то я любила это делать. Глупо, да?

– Нет.

Она берет его за руку – без малейшего стеснения – и принимается раскачивать ее туда-сюда.

– Вот сегодня был как раз такой день. Особый. Чудо-день.

– Я очень рад.

Элис поворачивается к нему.

– Не дай им себя убить, – решительно и яростно произносит она. – Не дай, ты понял меня?

– Понял. Не дам, – отвечает Билли. – Хорошо?

– Хорошо, – кивает она. – Все хорошо.

А ночью Элис становится нехорошо. Билли спит чутко и слышит почти каждый звук – иначе он и не заметил бы ее стук в дверь: легкий, робкий, едва различимый. Секунду-другую он думает, что стук ему снится (это сон про Шанис Акерман), но в следующий миг Билли просыпается в номере мотеля на окраине Лас-Вегаса. Он встает, подходит к двери и смотрит в глазок. За дверью стоит Элис в мешковатой синей пижаме, которую она себе купила, когда ездила по магазинам с Баки. Ноги босые; одна рука стискивает горло. Билли слышит ее судорожные вдохи. Они куда громче, чем стук.

Он распахивает дверь, берет ее за свободную руку и заводит в комнату. Закрывая дверь, он уже поет:

– Если ты в лес пойдешь сегодня… Пой со мной, Элис.

Она мотает головой и делает рваный вдох.

– …не могу…

– А вот и можешь. Попробуй следующую строчку. Если ты в лес пойдешь сегодня…

– Мишкой ты… – у-уп! – на…ря… – у-уп!

Ее шатает. Она с трудом стоит на ногах. Чудо, что в коридоре не отключилась, думает Билли.

Он встряхивает ее за плечи.

– Нет. Неправильно. Давай еще раз. Какая следующая строчка?

– Ждет тебя там сюрприз? – Дышит она с трудом, но вроде бы уже не собирается рухнуть на пол.

– Да. Теперь давай вместе. Только не говори, а именно пой. Если ты в лес пойдешь сегодня…

Она начинает подпевать:

– …ждет тебя там сюрприз! Если уж в лес пойдешь сегодня, мишкой ты нарядись! – Она делает глубокий вдох и выдыхает рывками: хах… хах… хах. – Надо сесть.

– Пока не упала, – соглашается Билли.

Он подводит ее к креслу у окна, которое задернуто шторой.

Она садится, поднимает на него взгляд, скидывает со лба посветлевшую прядь волос.

– Я пыталась петь в своей комнате, не помогло. Почему же сейчас подействовало?

– Просто тебе надо было спеть с кем-то дуэтом. – Билли присаживается на край кровати. – Что такое? Кошмар приснился?

– Да, ужас ужасный. Один из тех парней… мужчин… засунул мне в рот кухонное полотенце. Чтобы я не орала. Вроде бы это был Джек. Я не могла дышать. Думала, сейчас точно задохнусь.

– Они в самом деле заткнули тебе рот?

Элис мотает головой:

– Не помню.

Но Билли-то знает, что так все и было. И она тоже знает.

Он сам не раз испытывал нечто подобное, но приступы были не такие сильные и частые, как у других. Билли не общался с однополчанами – за исключением Джонни Кэппса, – но иногда заглядывал на ветеранские форумы.

– Это естественно и нормально. Так разум уцелевшего в бою справляется с травмой.

– Значит, я – уцелевшая в бою?

– Конечно. Песня не всегда будет помогать. И мокрая тряпка на лицо тоже. Есть разные приемы борьбы с паническими атаками, можешь поискать в Интернете. Но иногда приходится просто их пережидать.