Джоуи и Джонни решили перетереть с главой этой группировки и выяснили, что ребятам из Нью-Джерси этот засранец тоже на хрен не сдался. Stronzo madre[58] c перстнями на пальцах предпочитает забивать теток до полусмерти – нет бы везти их домой и дрючить, как все нормальные мужики, или хотя бы fottimi nel culo[59], что тоже по вкусу некоторым мужикам и даже некоторым бабам. Но ни одна баба не хочет, чтобы ей разбили лицо.

Суть беседы сводилась к следующему: capo[60] не может дать формального разрешения прикончить stronzo madre, потому что за такое убийство непременно должна последовать месть. Но если это сделает сторонний человек и если обе группировки – крупная из Хобокена и маленькая из Куинса – за это заплатят, то гнилой зуб можно выдрать. Назовем это мафиозной дипломатией.

– И Джонни Кэппс позвонил тебе.

– Да.

– Потому что ты лучше всех стрелял?

– Лучше всех из его знакомых. К тому же он знал мою историю.

– Про то, как убили твою сестру.

– Да. Прежде чем взять заказ, я навел справки про этого говнюка. Даже сходил проведать его жертву, которая от побоев впала в кому. Она лежала без сознания, подключенная к системе жизнеобеспечения, – ясно было, что не жилец. На мониторах… – Билли чертит в воздухе над рулем прямую линию. – В общем, я его убил. Ощущения были примерно такие же, как в Ираке.

– Тебе понравилось?

– Нет, – без колебаний отвечает Билли. – Ни в песках, ни здесь это не доставляло мне никакого удовольствия.

– Брат Джонни стал обеспечивать тебя заказами?

– Да, еще два я получил через него. Один брать не стал, потому что тот человек… не знаю…

– Не показался тебе злодеем?

– Вроде того, да. Потом Джоуи познакомил меня с Баки, а Баки вывел на Ника. И вот мы здесь.

– Подозреваю, это далеко не вся история.

Элис права, но Билли не хочет рассказывать остальное, тем более вдаваться в подробности об убийствах, совершенных для Ника и других заказчиков. Он никому и никогда этого не рассказывал. Зачем говорить такое вслух? Глупо. И страшно даже от одной мысли. Элис Максуэлл, студентка экономического колледжа, чудом выжившая после группового изнасилования, сидит в одной машине с мокрых дел мастером. Человеком, который убивал людей за деньги. Убьет ли он Ника Маджаряна? Если будет возможность, да. И тут встает вопрос: убийство ради чести лучше, чем убийство ради денег? Наверное, нет. Но его это не остановит.

Элис какое-то время молчит, обдумывая услышанное. Наконец спрашивает:

– Ты рассказал мне это потому, что уже не надеешься все записать, верно?

Да, но как в таком признаешься?

– Билли?..

– Я рассказал потому, что ты попросила, – наконец отвечает Билли и включает радио.

Они останавливаются на ночь в очередном дешевом мотеле; вокруг Вегаса и его пригородов таких клоповников пруд пруди. Пока Билли регистрирует на стойке Далтона Смита и Элизабет Андерсон, Элис играет на автоматах в холле, вставляя в купюроприемник один за другим четыре доллара. На пятом в поддон для выигрыша с грохотом вываливается десять фальшивых серебряных долларов, и она восторженно, по-детски взвизгивает. Администратор мотеля предлагает два варианта: получить десять баксов наличными или записать их ей на внутренний счет.

– Как тут кормят? – спрашивает Элис.

– Неплохо, – отвечает администратор, а потом шепотом добавляет: – Лучше бери деньги, дорогая.

Элис забирает выигрыш, и они идут ужинать в соседний «Суперстейкбургер». Элис говорит, что сегодня платит она, и Билли не возражает.

После ужина они возвращаются в мотель. Элис садится у окна в его комнате и смотрит на сплошной поток автомобилей, ползущий в сторону города, на огни отелей и казино впереди.

– Город Грехов! – восхищенно произносит она. – А я сижу в мотеле с красавчиком вдвое меня старше. Мама от злости просто кирпичей бы наложила.

Билли смеется, запрокинув голову.

– А сестра?

– Не поверила бы. – Она показывает пальцем на горы вдали: – Это Пайютские горы?

– Там у нас север? Тогда должны быть они. Только не горы, а предгорья. Если это имеет значение.

Элис поворачивается к нему. Она больше не улыбается.

– Расскажи мне, что ты собираешься делать.

Он рассказывает. И не только потому, что нуждается в ее помощи. Элис слушает очень внимательно.

– Опасная затея. Очень.

– Если мне покажется, что дело нечисто, я сразу дам задний ход. Обещаю.

– А ты поймешь, что дело нечисто? Как Тако у входа в тот дом в Эль-Фаллудже?

– Надо же, запомнила.

– Поймешь или нет?

– Думаю, да.

– А потом все равно войдешь. Вы же вошли в «Веселый дом». И вот чем все закончилось.

Билли молчит. Что тут скажешь?

– Жаль, мне нельзя с тобой.

Он опять молчит. Даже если бы идея не внушала ему такой ужас, Элис нет места в его плане. И она это понимает.

– Неужели тебе так нужны деньги?

– Я могу обойтись и без них. К тому же большую их часть я уже пообещал Баки. Я не ради денег иду на дело. Ник плохо со мной обошелся. Он должен получить по заслугам, как и те мерзавцы, что тебя изнасиловали.

На сей раз молчит уже Элис.

– И еще кое-что. Вряд ли это Ник придумал меня убить. И я точно знаю, что шесть миллионов за мою голову дает не он. Я хочу знать кто.

– И почему?

– Да. Это тоже.

Наутро Билли первым делом заглядывает в кузов пикапа: инструменты были просто привязаны, никаких замков или иной защиты от воров. Однако все лежит на месте. Что, впрочем, неудивительно: отчасти потому, что и сам пикап, и его содержимое выглядит видавшим виды, а еще потому – Билли с годами это понял, – что люди в большинстве своем честные и чужое брать не привыкли. Те, кто привык брать чужое (вроде Триппа Донована, Ника Маджаряна и его боссов), – редкостные сволочи, которым здесь не место.

Билли думает чиркнуть Баки сообщение. Пусть узнает, какая у Маджаряна машина (она должна стоять на вип-парковке у «Дабл Домино», и у нее наверняка выпендрежные номера). Но нет. Это лишнее. Баки нетрудно навести справки, но такие вопросы неизбежно привлекут внимание. А это последнее, что сейчас нужно Билли. Он надеется, что к этому времени Ник начал успокаиваться.