Простота Гадо казалась столь умилительной, что я на миг усомнился – не дурачит ли он меня… но нет, слишком робок для подобных игр. Это была классическая бессознательная оговорка. Не прошли все же даром мои увлечения психоанализом и глубинной психологией. Я понял, что Гадо, сам того не сознавая, выдал своё, проговорил свои вытесненные желания сместить брата и занять его место, и мне лишь предстояло помочь ему раскрыть подлинные желания.

Для меня он был прозрачен, как святой источник Чили-чор-чашма. Посещал я некогда сие сакральное место в Бешкентской долине, где из-под земли бьют сорок четыре ключа и сливаются в один прозрачный ручей. Стоя на мостике над тихим потоком, можно видеть, как в кристальной воде медленно скользят тёмные рыбы. Точно так же просматривалась насквозь душа Гадо, я читал его мысли, проплывающие тенями на небольшой глубине.

– Расскажи о своём детстве, – попросил я. – Наверное, вы с Зухуршо были дружны. Наверное, старший брат защищал тебя, помогал, учил тому, что сам умел…

– Зачем вспоминать прошлое? – нахмурился Гадо. – Теперь все по-другому. Теперь Зухуршо меня не обижает. Теперь он другим стал.

– Однако и ты стал другим. Теперь ты не маленький мальчик, которого обижает старший брат. Можешь за себя постоять. И с делом сумеешь справиться не хуже, чем он. И, кто знает, может, лучше…

– Нет, нет, муаллим! Даже как он, не смогу.

– Никто не представляет, на что способен, прежде, чем начал действовать. Не сомневаюсь, и ты сможешь стать когда-нибудь превосходным правителем.

Лесть его порадовала, но в улыбке удовольствия сквозило уныние.

– Но я ничего не знаю, ничего не умею, – проговорил он сокрушённо.

– Всегда найдётся мудрый человек, который подскажет, что делать.

Гадо вскинул голову, пытаясь понять, куда я клоню. Осторожно, словно нащупывая ногой камень в горном потоке, он начал:

– Муаллим, может, если бы вы мной руководили… – но не осмелился продолжать.

– Кончено, сейчас Зухуршо жив, и один только Бог знает, когда окажет ему милость, – вымолвил я вкрадчиво. – Однако в Книге сказано: «Аллах создал вас и то, что вы делаете», а это означает, что Его воля творится человеческими руками и, следовательно…

Не договорив, я предоставил Гадо закончить мысль. Однако он лишь сказал:

– Учитель, вы святой человек и стоите ближе к Богу, чем мы, простые люди.

Признаться, меня насторожили эти слова. Не знай я про наивность Гадо, мог бы подумать, что он вынуждает меня произнести вслух то, к чему я его подталкивал. Тем не менее, следовало проверить, не скрывается ли под внешним простодушием утончённая хитрость. Пришлось прибегнуть к испытанному методу выявления тайных мыслей и намерений, своего рода литературному аналогу теста Роршаха.

Я принял задумчивый вид и произнёс:

– Доводилось ли тебе читать книгу ал-Хисори «Избранные цветы из букета наставлений»?

Гадо горестно покачал головой:

– Не было времени. Пока учился, читал учебники, а сейчас стало совсем не до книг.

– Тогда слушай. В книге приводится следующая притча. В некоей стране люди, доведённые до отчаяния жестокостью тамошнего царя, убили его и решили избрать правителя из простого люда. Сказали: «Посадим на трон пастуха. Будет вести нас и направлять, как пасёт он стада. Наполнит житницы, как запасает на зиму стога сена для прокорма скота». Через год восстали и казнили царя-пастуха, сказав: «Стрижёт он нас, как овец, и режет, как баранов. Изнуряет тяжким трудом подобно тому, как кнутом принуждал волов тянуть телегу».

Сказали: «Пусть правит земледелец. Будет питать нас, как удобряет он злаки. Прольёт на нас различные блага, как орошает водой посевы. Изведёт воров и грабителей, как выпалывает с гряд сорняки». Через год взбунтовались, сетуя: «Избивает нас, словно цепом обмолачивает хлеба. Лишает голов, будто срезает серпом колосья. Обирает нас, как отрясал с веток яблоки и айву».

Убили царя-земледельца и решили призвать на царство рыбака. Сказали: «Поведёт страну к благоденствию, как направляет лодку к надёжному берегу. Привычный подолгу сидеть с удой, будет он тих, терпелив и нетороплив в решениях». Через год восстали на царя-рыбака. Сказали: «Держит нас в оковах и путах, как рыб в сетях. Изгоняет из отчих домов, как исторгал из родной стихии обитателей вод».

После долгих раздумий сказали: «Невозможно доверить бразды одному человеку. Будем править сообща». Через год страна пришла в запустение и была завоёвана соседним правителем.

Закончив пересказ, я спросил:

– Что ты думаешь об этой притче?

В ответе, как я надеялся, безотчётно отразятся его тайные помыслы.

Гадо потупился:

– Какая ужасная вещь власть…

И он пустился в рассуждения о том, как порочна и несовершенна любая форма правления – от тирании до демократии. Увы, идея умерщвления жестокого правителя его совершенно не заинтересовала. Мне же претили банальности, которые он изрекал. Вспомнилось нечаянное пророчество, которое осенило меня несколько дней назад после визита Зухуршо, я сменил тактику и спросил:

– Скажи, Гадо, эта девочка, новая жена Зухуршо… – и вновь не закончил.

Хотелось проверить подозрение – не станет ли златовласая красавица причиной распри между братьями.

– Жена Зухуршо? – равнодушно переспросил Гадо. – Живёт. Зухуршо ждёт. Мужа ждёт. В отъезде Зухуршо.

– Ты уверен, что он вернётся? – спросил я.

Гадо удивился:

– Конечно. Здесь ему хорошо. Зачем бежать?

– Может быть, тебе следует встретить его в дороге. Ты ведь не хочешь, чтобы с братом в пути случилось что-нибудь плохое. Наверное, ты ещё не готов… Наверное, время исполнить твою мечту ещё не пришло…

– Я не знаю, муаллим, – сказал Гадо. – Думаете, надо? Если надо – скажите, я поеду.

– Решай сам, – сказал я и отпустил его.

Я узнал все, что хотел, и даже больше: Гадо не решится. Вероятно, он даже не понял тонких иносказаний. Оставалось ждать, хотя я мало надеялся, что безынициативный Гадо осмелится на отчаянный поступок. Я не мог приказать: «Убей Зухуршо», и не только потому, что это грех, преступление, но главным образом из-за того, что связал бы себя по рукам и ногам и отдал во власть Гадо. Разумеется, он никогда публично не обвинит меня в подстрекательстве, и никто ему не поверит, но я сознавал, что, отдав приказание, потеряю над ним власть.

Тем не менее, неразумно упускать удобный шанс застичь Зухуршо за пределами Воруха. Я начал перебирать в уме известные мне способы устранения человека из жизни и сопоставлять их, решая, какой наиболее пригоден в данной ситуации, а также прикидывая, кто из моих мюридов способен лучше других справиться с этим тайным и опасным делом. Не исключено, что даже лукавый талхакский староста будет полезен в предстоящем предприятии.