Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да. Прости меня. Ты, наверное, хочешь, чтобы я замолчал?
— Да. Если тебе несложно.
Но в тишине только хуже. Я уже жалею, что попросил Генри молчать. Поворачиваюсь и начинаю пересчитывать розы цвета пергаментной бумаги в самой большой корзине. Корзина стоит перед столиком, где нам предстоит подписать брачное свидетельство. Он украшен кружевом и атласными бантами, но это всего лишь стол.
Плечи сводит от напряжения. Меня мутит. Шум за спиной нарастает. Наверное, уже все собрались, и ждать больше не придется. Смотрю на часы, но оказывается, что осталось еще пять минут. Проверяю карманные часы — они показывают то же время.
Мысли путаются. Когда я был маленьким, отец однажды разбил термометр, чтобы показать мне ртуть. Ее нельзя было взять в руки. Шарик делился на много маленьких шариков, и те разлетались по комнате. Вот и сейчас у меня схожее чувство: что-то сверкающее ускользает из рук, и поймать это невозможно.
Снова поворачиваюсь к гостям. Кажется, все собрались. Я вижу Хэмблдонов, Черити и Элеонору Сток-Браун. Рене Деверо пришла в накидке с головой соболя, скалящего зубы. Саймон и Стивен Симмондс явились с матерью. На Саймоне галстук с эмблемой нашей старой школы. Наши взгляды случайно пересекаютсЯ; и он сочувственно морщится. Я заставляю себя улыбнуться в ответ. Потом поворачиваюсь и оглядываю собравшихся по другую сторону прохода — гостей со стороны Ормондов.
Узнаю лишь несколько лиц. Роза Бель Марсден. Алек Фингласс, во фраке смахивающий на гробовщика. Братья Норвуды сидят на соседних стульях. У них одинаковые носы и одинаковые жены, увешанные драгоценностями. Лорд и леди Лэтворти. Лорд Лэтворти читает программку; жена что-то шепчет ему, и он смеется. Поднимает голову. Наши взгляды встречаются. Он улыбается и кивает, словно вчера не произошло ничего из ряда вон выходящего. Затем отворачивается и что-то отвечает жене.
Но секундой позже он снова смотрит на меня, видимо, решив, что я отвернулся. В его взгляде интерес. Он словно что-то знает обо мне. Что-то личное.
Он читал мою книгу.
Вдох застревает в горле. Не знаю, как я понял, но я уверен. Кровь отливает от сердца; оно разбухает в груди и колотится, как молот. Меня бросает то в жар, то в холод. — Люциан? Что с тобой?
Я отворачиваюсь. Должно быть, мне почудилось; я перенервничал, вот в чем дело. Слишком сильный цветочный запах. Слишком много глаз направлено на меня. Слишком медленно ползет к часовой отметке резная минутная стрелка. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы снова не взглянуть на лорда Лэтворти, но все же смотрю на него.
— Люциан? Люциан! Ты куда? Тебе нельзя... Я отталкиваю Генри плечом. В конце зала есть запасная дверь, я не очень понимаю, куда она ведет. Впрочем, мне все равно; если понадобится, я бы вылез и через окно. Генри что-то кричит мне вслед, но я даже не оборачиваюсь. — Я быстро, — бросаю ему.
— Но она придет через две минуты!
Захлопываю дверь у него перед носом.
Сбоку от здания — утопленный переулок, исхоженный сотнями ног. Не разбирая дороги, дохожу до конца и внезапно оказываюсь у входа в ратушу. К парадному входу ведет широкая лестница. Подъезжает карета, и женская фигурка в кружевах спускается на тротуар, чуть не споткнувшись. Ветер развевает юбку, как белый флаг. Мистер Ормонд поддерживает Онорину и ведет ее вверх по лестнице. Порыв ветра поднимает вуаль; я вижу ее раскрасневшиеся щеки. Ясные глаза. Тонкая рука в кружевной митенке сжимает букетик роз. На пальце сверкает бриллиант, что я ей подарил.
Если я поспешу, то вернусь прежде, чем кто-либо заметит мое отсутствие.
Сворачиваю за угол и перехожу дорогу. Люди толпятся в очереди на омнибус. Двое мужчин заглядывают в витрину мясной лавки; женщина с корзинкой недовольно цокает на меня языком. Я разворачиваюсь, подхваченный толпой прохожих. В лицо брызжет слякоть.
— Городские новости, — выкрикивает продавец газет. — Власти снижают налоги! Переплетчик погиб при пожаре!
Мужчина останавливается и покупает газету. Я подхожу к прилавку и роюсь в карманах. Денег у меня нет. Продолжаю делать вид, что И1цу монеты, а сам наклоняюсь и читаю мелкий шрифт.
Трагическое происшествие вчерашним вечером привело к... секретарша, мисс Элизабет Вреттингэм, сообщила, что выживших нет... призывают обратить пристальное внимание на условия хранения легковоспламеняемых материалов... Мне становится дурно.
Перед прилавком вырастает торговец, загораживая газету. — Будете покупать или нет?
— Нет. Прошу прощения.
Я отхожу от прилавка. В любой момент из ратуши выйдет Генри. Но мне некуда бежать. Домой я пойти не могу. Стою на тротуаре, не в силах двинуться, словно под ногами у меня не мостовая, а зыбучие пески. Давай же, решай. Шевелись!
Ныряю в арку, ведущую в галерею. Здесь я по крайней мере под крышей. Отталкиваю человека, стоящего в проходе; тот протягивает руку и хватает меня за запястье. Я пытаюсь вырваться, но он крепко держит меня.
— У меня нет... — начинаю объяснять я. — Решил сбежать? — спрашивает он. Это Эмметт Фармер.
Я таращусь на него. Будь это галлюцинация, он бы выглядел, как в прошлый раз, когда я его видел, или, по крайней мере, был бы раскрасневшимся и смеялся, возможно, шатался от усталости, и воротник его рубашки был бы расстегнут. Но он одет иначе: в грубый теплый костюм. Взгляд его ясен и спокоен. На нем шерстяная шапка, а на плече мешок.
За спиной Эмметта останавливается омнибус. Продавец газет продолжает выкрикивать заголовки. У входа в галерею серебристым полукругом поблескивает замерзшая лужа. — Что ты здесь делаешь? Он это сказал или я? Неважно. Он по-прежнему держит меня за запястье мертвой хваткой.
Я откашливаюсь, иначе боюсь не узнать свой голос. — Что ты здесь делаешь? — повторяю я.
— У нас свободная страна, — отвечает он, но выражение его лица не соответствует его дерзкому тону. — Хотел увидеть тебя. И ее. — Он колеблется. — Твою жену.
— Что ж, — я с трудом сдерживаю глупый болезненный смешок, — боюсь, ждать придется дольше, чем ты рассчитывал. — У меня не получается сдержаться. Нервный смешок вырывается непроизвольно, как кашель.
— Что происходит? Ты должен быть в ратуше. — Он кивает на соседнее здание.
— Я сбежал.
— Сбежал? Вот просто взял и сбежал? — Он на миг замолкает. Наверное, мы оба сейчас думаем об одном и том же: что я и от него сбежал. Но он не дает мне времени объясниться или извиниться, даже если бы мне было что сказать. — А как же мисс Ормонд?
— Не знаю.
Он прищуривается.
— Что случилось?
Я качаю головой. Перед глазами стоит ее раскрасневшееся лицо под взлетевшей на ветру вуалью. Она просила меня быть добрым к ней.
— Люциан, что ты делаешь?
— Я не могу на ней жениться. Она... она хороший человек и заслуживает лучшего.