меня. В Москве, на меня напал чувак, похожий на лысого…

— Завтра.

Он оттолкнулся от стола, и пошел к выходу.

— В девять зайду за тобой, — крикнул я.

На прощание он поднял руку и ушел.

Почему-то стало нехорошо на душе. Конечно, и это вполне вероятно, что для меня сейчас опасность минимальна, через двенадцать часов я улетаю. Тогда остается Желтухин. Все становилось очевидно. Когда Олег ушел наступила апатия. Я сидел, упершись кулаками в бедра, и чувствовал, что не в силах подняться. Виски, гашиш, усталость и то, что я услышал от Олега — не способствовало душевному спокойствию.

Но возможно, эти ребята прилетели как раз по мою душу, и я сейчас оказался в западне, далеко от дома и без поддержки. Даже такой человек действия, как я, мог бы заранее пораскинуть мозгами, прежде чем вляпаться в такой переплет.

Вспомнились слова Ольги, тогда мы только познакомились и она составляла мне гороскоп:

— Ты никогда не пытаешься заглядывать в свое будущее, оценивать перспективы…

Она права. Возможно, это расплата за мое легкомыслие. Вот и эниостиль с соционикой говорят, что будущее для Штирлица, тайна за семью печатями, я его опасаюсь и поэтому не особо стремлюсь знать… Наверное, и живу поэтому до сих пор в развалюхе.

Но есть и хорошая сторона. Чего, чего, а уверенности в своих силах мне всегда было не занимать.

Надо двигаться в номер, немного отдохнуть, завтра решающий день.

И тут увидел Аню. Она стояла на улице у кафе, прислонившись к стене и что-то рассматривала в телефоне. Она красива, снова заключил я, посмотрев на ее стройные ноги, длинную шею, с очень коротко подстриженными волосами придававшие ей смутную притягательную силу. Во всем ее поведении сквозило что-то неуловимо мальчишеское.

Потом она словно почувствовала мой взгляд, убрала телефон и скрестила руки на груди. Я помахал ей рукой, хотя и не был уверен, что она может увидеть меня сквозь витражное стекло. На ней были белые зауженные джинсы, белые кеды, серый джемпер, и небрежным изяществом завязанный на плечах платок «Гермес». Она заметила меня и посмотрела ледяным взглядом. Я приподнялся, приглашая ее зайти в лобби.

Она спокойно, как ходит уверенная в своей красоте девушка, зашла, думаю, больше из любопытства и вызова, чем из желания.

— Здравствуйте, Хоттабыч! Что вы здесь делаете, в столь поздний час?

Я видел, что она сразу отметила все мои царапины и синяки, по крайней мере те, которые невозможно было скрыть, на лице и шее. Если она помнит наш разговор в самолете, то кое о чем могла догадываться, что только сильней могло разжигать ее любопытство, я же, наоборот, решил быть сдержанным.

— Ездил на Наама — Бэй, прогуляться, полюбоваться закатом, — я смущенно посмотрел на Аню, потом — в стакан с виски. Повертел его в руке. — Зашел вот выпить, на обратном пути.

— Судя по тому, как вы выглядите прогулка была с приключениями.

— Мы с тобой снова на вы?

— Это поправимо. Что у тебя с лицом? — она непринужденно закинула ногу на ногу, рассматривая мой фингал.

Я задумался на миг, может на два. Отхлебнул виски, посмотрел на нее:

— Расскажу, все как есть красавица расскажу, — как цыганка, затараторил я, — но может лучше перейти в кафе, на улицу? Там диваны, кальяны, вино… — я покачал головой. — Ах да, жених не одобрит подобный интим? Тогда просто погуляем по улице… больше не могу здесь, хочется на свежий воздух

— Джорджио, в Наама — Бэй, развлекает инвесторов, из Италии.

— Тогда зажжём? — обрадовался я.

— А ты сможешь, сказочник? — вдруг спросила она. — На самом деле ты выглядишь неважно.

— Нет, серьезно… — неожиданная возможность закрутить интрижку, предала мне силы. — Тем более, завтра я улетаю.

— Думаю, что пара часов у меня есть, — сказала она, как-то по-иному взглянув на меня. — Предлагай.

И поднялась.

Оставил на столе щедрые чаевые я тоже поднялся. В неловком и напряженном молчании мы вышли на улицу, дул холодный ветер. Я остановился, следом она. Соблазнение — это игра, или танец, как говорит Панченко. И началось. Игра. Танец.

— Завтра я улетаю, — повторил я, отстраняясь и посмотрел в ее глаза: — Мы сразу пойдем ко мне, или сначала выпьем?

47

Двадцать третье декабря, воскресенье.

Температура +25. Преимущественно облачно

«Встречаются сложные для типирования люди. Если затруднительно выявить сильные функции, то можно начать с определения самой слабой, болевой функции, и при построении психотипа отталкиваться от нее». Из лекции Панченко А. Л.

Я прикинул, что спал не больше 4 часов. На рассвете меня разбудила Аня.

— Мне надо идти.

Не открывая глаз, я услышал, как она вылезает из постели и собирает свою одежду. Через несколько минут она подошла к кровати уже полностью одетая, наклонилась и поцеловала меня в щеку.

— Сколько времени?

— Пять часов.

— Скажи жениху, что зависла со знакомыми в кафе «Фарша», — это тусовочное место.

— Скажу. Только это вовсе не надо. Я поняла, Джорджио не мое, и возвращаюсь домой. Ты хоть помнишь, что я ночью рассказывала тебе?

— Помню чудный секс, красивую девушку, которая, «как мимолетное виденье, как ангел чистой красоты». И больше ничего. Ты позвони мне, когда самолет, ладно. Встречу.

— Совсем забыла, что ты поэт, подающий надежды, — она засмеялась и снова поцеловала меня, потом махнула рукой и ушла.

Телефон пискнул в восемь пятнадцать. На дисплее отразилось: у вас пропущенный вызов. «Ну и хрен с ним» — даже еще не успев так подумать, я снова уснул.

В восемь тридцать зазвенел будильник. Отключил его, и чтобы не уснуть тут же сел на постели. Так сидя и задремал.

Из этого полузабытья меня вытащил звонок. Глаза открывались нехотя и ненамного. На дисплее: номер не определен.

— Слушаю…

В трубке молчало и потрескивало

— Привет, труженик! Блаженствуешь?

— Практически. Ты чего трубку не берешь, звонил тебе…

— Был занят, — резко оборвал шеф. — Как идут дела?

— Идут хорошо. Но неизвестно куда.

— Я серьезно тебя спрашиваю.

— Извини, не проснулся еще.

— Опять бабы?

— Какие бабы? — возмутился я. — Ты про Сучкова слышал?

— Знаю. Какие успехи?

— Сейчас иду к Олегу, вчера он был согласен лететь. Но пришлось дать ему гарантии…

— Какие на хрен гарантии ему, — кричит шеф. Голос у него злой, говорит в своей обычной безапелляционной манере, и я догадываюсь, что в Москве за время моего отсутствия что-то произошло.

— Ты же хочешь, чтобы он вернулся.

— Так и думал, нельзя тебя посылать одного. Ты должен работать, а не давать гарантии, я не за это деньги плачу… Ладно, не сможешь его притащить, я послал